Братья крови - Русанов Владислав Адольфович
Впрочем, я отвлекся.
Может быть, я зря ломаю голову, выдумываю что-то? А на самом деле за мной идет охотник, но не за нечистью, а за чужими кошельками. Такое тоже случается. Давно меня в последний раз пытались ограбить. Кажется, лет семьдесят назад. Или восемьдесят? Не помню точно. Вот перекошенное лицо незадачливого разбойника запомнил отлично.
Что ж, если он хочет проверить содержимое моих карманов, пусть приблизится. Даже Прозоровский не сможет осудить меня. Самооборона…
Сперва я решил свернуть в Рыбный переулок, но вовремя вспомнил, что он упирается в православный храм. Нет, не пойду – опять мутить начнет, голова разболится. Лучше через сотню шагов нырнуть в Хрустальный. А там поглядим, кто есть кто. Зевак на улицах не видно, только кое-где стояли припаркованные автомобили и возвышались сугробы. Плохо убирали снег в Москве этой зимой.
Смахнув снежинку с воротника пальто, я краем глаза посмотрел на преследователя.
Он оказался стреляным воробьем. Картинно поскользнулся, уронил перчатку и, нагнувшись, принялся шарить в снегу, якобы отыскивая ее.
Ну и гусь! Нет, все-таки стоит его попугать, иначе не отстанет!
И тут воздух вокруг меня, казалось, сгустился, замедляя движение. Уколы тонких иголочек побежали вдоль хребта, а виски сдавил тугой обруч.
Очень похоже на колдовство!
Неужели я угодил в ловушку Ковена?
Тогда, выходит, что человек, преследующий меня, могучий чародей, раз я, с моим опытом, не почуял его силу? Или не хотел почуять? Расслабился, загордился и пропустил коварный удар?
Тревожные мысли пронеслись в моей голове за считаные доли мгновения, а тело уже начинало действовать без вмешательства разума. В длинном прыжке я перемахнул сугроб… Вернее, попытался перемахнуть. Будто невидимые веревки опутали лодыжки в высшей точке прыжка, дернули. Я покатился, будто беспомощный калека, потерявший вдруг костыли. А обруч, обхвативший череп, сжался еще сильнее. Тупая боль пронзила виски и затылок.
Ах, вот ты как!
Ну посмотрим, кто сильнее!
Холодная ярость хлынула из живота через солнечное сплетение к сердцу. В такие мгновения я сам себя боюсь. Однажды, лет четыреста тому назад… Впрочем, сейчас не до воспоминаний.
Извернувшись в падении, я приземлился на четвереньки и тут же вскочил, готовый сражаться. Пускай воздух по-прежнему сковывал движения, будто патока, пускай чужое колдовство вгрызалось в череп, а иголочки, колющие спину, превратились в кинжалы, я был воином шестьсот лет! Попробуй взять меня малой кровью, чароплет!
Кажется, последние слова я прорычал, разворачиваясь лицом к странному человечку в серо-зеленой куртке, который бежал ко мне, сжимая в кулаке какое-то огнестрельное оружие. Кажется, пистолет Макарова.
Преодолевая сопротивление воздуха, я шагнул ему навстречу.
Если чьей-то крови и суждено пролиться сегодня, то не моей. Я знал, что он видит. Глаза мои вспыхнули багровым светом, верхняя губа приподнялась, а из десен выдвинулись два длинных клыка.
Но человек не остановился, не шарахнулся в ужасе. На опухшем лице с недельной щетиной промелькнуло лишь мгновенное замешательство, а потом палец надавил спусковой крючок.
Медленно-медленно сияющие пули вырвались из тупого дула.
Сияющие для моих глаз – так мы видим любое изделие из серебра, вдобавок освященное в любом из храмов, будь то православный или католический.
Сперва я дернулся в сторону, пытаясь уклониться, но почти сразу понял, что выстрелы нацелены гораздо выше моей головы.
И тут могучий удар сбил меня с ног. Правое плечо ожгло острой болью.
Вывернув шею, как никогда не смог бы человек, я глянул вверх.
Косматая туша проплыла на фоне звездного неба.
Прямо надо мной она встретилась с освященными пулями. Дернулась, но не замедлилась ни на йоту.
А человек продолжал стрелять. Он сжал пистолет двумя руками, закусил губу и побелел, как покойник, но не отступил.
Серебро входило в тело неизвестного зверя или чудовища, призванного колдовством? Летели клочья бурой шерсти. Каждое попадание вызывало глухое взрыкивание, но и только.
Два десятка метров, разделявшие их, мохнатая тварь преодолела за считаные мгновения – два-три прыжка, как мне показалось. На лету оттолкнулась от «тойоты» и обрушилась на человека, который уже не бежал, а стоял и с выражением обреченной решимости давил и давил на гашетку. К сожалению, оружия с бесконечными патронами даже изощренный ум людских ученых придумать еще не сумел.
Мой незадачливый преследователь опрокинулся навзничь, а зверь навис над ним, вдавив в снег. Теперь я мог рассмотреть его во всех подробностях. Продолговатое, бочкообразное тулово, покрытое пучками длинной жесткой шерсти, которая гребнем топорщилась на загривке. Толстый, облезлый хвост. Лобастая медвежья башка с маленькими, прижатыми к черепу ушами. Широкая пасть приоткрылась, обнажая длинные желтые клыки и синюшный язык. Горбатый волк – иного определения я не смог подобрать.
Вот сейчас дюймовые зубы сомкнутся на таком беззащитном человеческом горле. Кем бы я ни был, но к людям я по-прежнему испытывал сочувствие, никогда не убивая без нужды. А этот еще и пытался меня защитить. Не знаю, зачем и от кого…
Но то, что произошло потом, я не мог предположить даже в кошмарном сне.
Чудовище не стало кусать или рвать мягкую плоть когтями. Оно пошире распахнуло пасть. Внутренним, доступным только кровным братьям, взором, я увидел тонкие, слабо фосфоресцирующие струйки жизненной субстанции – как сказали бы священнослужители, души, – устремившиеся из глаз, носа и рта человека к зверю. Мой неудачливый преследователь закричал, захлебываясь от ужаса. Отчаянно, пронзительно и страшно. Ему вторил негромкий, донельзя самодовольный рык «горбатого волка».
Одновременно я ощутил, как ослабло давление на голову, медленно возвращалась прежняя легкость ослабевшим рукам и ногам. Мне удалось не только подняться на четвереньки, но и выпрямиться в полный рост, несмотря на дрожь в коленках.
На кого охотился зверь? На меня? Выходит, человек с пистолетом – мой спаситель?
Ну, положим, не так-то просто со мной совладать даже чудовищу… Кстати, что оно из себя представляет? И, тем не менее, нельзя не признать, старого опытного вампира застали врасплох. Зверь силен, и я не уверен, хватит ли сил противостоять ему. Так что самый логичный выход – удрать, пока оно занято жертвой. Но ведь я рыцарского рода. В моих жилах течет кровь бойцов, сломавших шею тевтонам в битве под Грюнвальдом. Мои предки бились и с меченосцами при Сауле, и с татарской ордой при Лигнице. И я буду бежать, как последний трус, спасая свою драгоценную шкуру?
– Ну уж нет!
Я и сам не заметил, как выкрикнул вслух последние слова.
– Psja krew! Niech cie piorun trzasnie! [5]
Сосредоточившись, собрав все силы в единый кулак, я нанес ментальный удар.
Тварь завизжала, кубарем покатилась, взрывая когтистыми лапами снег. Но и меня отдача бросила на колени. Это неправда, что кровные братья не чувствуют боли. Хоть мы и «немертвые», но можем порезаться, обжечься, уколоться, не говоря уже о ни с чем не сравнимых муках от прикосновения серебра или со священными реликвиями.
Но я опять отвлекся… Получилось так, что, нанося мысленный удар, я изо всех сил врезался головой в кирпичную кладку. На ментальном уровне, конечно.
Боль…
Боль, от которой темнеет в глазах и мутится сознание. И так трудно удержаться на краю, не упасть, суча ногами, как кролик, пробитый стрелой навылет.
Мне удалось.
Вначале, опираясь кулаком о холодный асфальт, подняться на одно колено, а потом открыть глаза, преодолевая боль. Сквозь стремительный танец разноцветных мотыльков я успел увидеть исчезающие за ближайшим углом задние лапы и хвост-морковку «горбатого волка».
Человек лежал неподвижно, устремив пустой взгляд в зимнее московское небо.
Вот так приключение… И никого, кто бы мог глянуть со стороны, посоветовать, вспомнить что-либо, подсказать. Вообще никого. Будто вымерла Москва. Еще одна загадка?
