Александра Лисина - Дороги Валлиона
Доковыляв до выхода из пещеры, я прислонилась плечом к холодному камню и устало прикрыла глаза.
Нет. Лин прав — обратного пути уже не будет: без меня Тени быстро погибнут. А без них я уже не могу представить свою дальнейшую жизнь — слишком тесно мы с ними срослись. И слишком много они успели для меня сделать, чтобы я забыла об этом и малодушно запросила пощады. Конечно, можно было не бросаться очертя голову в омут, а позволить им и дальше время от времени пользоваться моим телом, как обычной батарейкой, но для них это — что кусок черствого хлеба для изголодавшегося нищего. Как подачка. Как жалкий огрызок — только чтобы не сдохнуть с голоду.
А я хотела, чтобы они жили по-настоящему.
Я хотела, чтобы они вспомнили вкус настоящей жизни.
Я отчаянно хотела невозможного.
И я поклялась, что добьюсь этого во что бы то ни стало.
Поэтому, вернувшись в Валлион, я, вопреки здравому смыслу, не отправилась ни в какой город, дабы наслаждаться там заслуженными лаврами Ишты, а отыскала тихое место в самой дальней глуши здешних необъятных лесов и там бесследно исчезла, ничем не потревожив покой Вольных Земель. Поэтому я не нежилась сейчас в теплой постели, ожидая горячего завтрака и теплой улыбки какого-нибудь ловеласа, а грела свои несчастные кости на сухом валежнике, кое-как прикрытом старым Айниным одеялом. Поэтому я каждое утро с рассветом вставала, проклиная про себя день и час, когда решила учиться у Теней. И поэтому же каждое утро настойчиво напоминала себя, зачем и для чего это делаю, чтобы не психануть, не сорваться и не послать все это обучение к Айдовой матери.
Да, теперь у меня была собственная пещера — небольшая, узкая (шагов пять в длину и всего два шага в ширину), но жутко неудобная из-за низкого потолка и шершавого, вечно впивающегося в ноги пола. Но зато она была теплой, сухой, в тесный проход почти никогда не задувал ветер. А вечный полумрак в дальнем углу, где я устроила себе некое подобие лежака, разбивался слабыми солнечными лучами лишь сейчас, на рассвете, когда солнце только-только вставало на горизонте и игриво заглядывало на облюбованный мною холм, где скромно приютилось мое новое и непритязательное (надеюсь, правда, что временное) жилье.
С едой, как ни странно, никаких проблем не возникло: Хранители по очереди навещали свою стукнутую на всю голову Хозяйку, чтобы принести ягод, грибов, ароматных травок к ужину. Мясом исправно снабжал проворный шейри, который научился за последнее время довольно сносно охотиться. Да и лесное зверье не брезговало порой побаловать меня то сброшенной прямо с небес рыбой (пролетающие птицы за это каждый раз получали в ответ шутливое махание кулаком с просьбой не ронять больше добычу мне на голову), то подкинутой к самому входу тушкой загрызенного остроуха (волки наверняка постарались или лисы местные, которых я упорно называла именно так, хотя на лис эти рыжие, хитрые, проворные бестии с огромными совиными глазами были совсем не похожи). Иногда прилетали мелкие птички, аккуратно складывая перед голодающей Иштой мелкие, но очень сытные и весьма калорийные орехи. Когда-то удавалось найти в кустах кем-то заботливо выкопанные из земли клубни, в вареном виде напоминающие картошку… в общем, заботились обо мне всем миром. И делали все, чтобы на хозяйственные дела я отвлекалась как можно меньше.
С одеждой было хуже — кроме заветных джинс, которые я упрямо берегла, как зеницу ока, у меня в запасе имелись лишь две потрепанных жизнью Айниных рубахи и та, красивая, купленная по случаю заботливым Мейром, на которой я умудрилась испоганить левый рукав. Еще штаны — старые, одеваемые каждый день на тренировки, и новые, к которым я из соображений скупой бережливости пока еще ни разу не притронулась. Еще была островерхая шапка, подаренная все той же Айной и практически никогда не надеваемая. Были ненавистные портянки, которые я уже замучилась стирать и перестирывать. Было две пары сапог, одни из которых я (так же, как и штаны с белой рубахой) предусмотрительно отставила пока в сторону, предпочитая добивать до конца свои старые башмаки. И, наконец, модное кружевное белье, куплено по случаю на какой-то распродаже в одном из дорогих бутиков, но которое, увы, заменить было пока нечем.
Впрочем, криво перекроенные из подаренных Мейром тонких подштанников шорты вполне позволяли мне не трепать нижнюю часть этого важного аксессуара, тогда как плотно обвязанная вокруг груди полоса ткани позволяла обходиться без верхней. Виват местной моде и моей изобретательности. К тому же, заниматься так было гораздо удобнее и, простите мой прагматизм, но помогало сохранить дорогое моему сердцу белье до тех далеких пор, пока, наконец, оно не окажется востребованным по-настоящему. Или пока (по выражению несносного шейри) я не отыщу себе приличного мужика, которого можно было бы сразить наповал этим сомнительным (главное, сохраненным в приличном виде!) богатством.
За мужика Лин, конечно, сразу получил по ушам, но неделикатному совету шейри я, подумав, все-таки вняла. А потом и сама поняла, что мне совсем ни к чему красоваться перед местными комарами в дорогих кружевах. Пусть полежат пока, целее будут. А я и так обойдусь. Хватит и того, что я каждый день белым привидением проношусь к расположенной неподалеку речке в чем мать родила и с громким воплем окунаюсь в изрядно холодную воду. После чего вылетаю обратно, мчусь по крутому склону на самый верх, весело отфыркиваясь и отжимая отрастающие волосы, а потом спешно одеваюсь в свои застиранные обноски, чтобы узнать, что еще приготовили для меня неумолимые Тени.
Стесняться тут некого — вокруг на много сотен километров не водилось ни одного смертного. Бессмертного, впрочем, тоже, так что я могла творить все, что душе угодно, не боясь быть уличенной в разврате, склонности к эксгибиционизму и превратной тяге к нудизму.
Да и кого мне стесняться? Лина, что ли? Ха-ха. Демону мои прелести до одного места — только и того, что однажды попытался ехидно прокомментировать, но был тут же оттрепан за уши и больше не заикался о недостатках моей (не самой стройной, надо признать) фигуры. После этого он позволял себе только проводить меня насмешливым взглядом до реки и обратно, а потом мудро помалкивал в тряпочку, больше не желая быть оттасканным за хвост и окунутым в ближайшую лужу.
Что же касается Теней, то после того, как они не по одному разу побывали в моем теле, я вообще перестала воспринимать их как мужчин. Не в том смысле, что они потеряли для меня свою мужественность или стали совсем безразличными. Но согласитесь: глупо идти на прием к доктору, а потом смущаться и вяло лепетать что-то о том, что "может, вы меня так послушаете? через одежду? я раздеваться боюсь"… а Тени сейчас стали для меня кем-то вроде докторов — суровых, неумолимых, порой жестоких, но очень полезных. На которых хоть и ругаешься порой, обвиняя в негуманности, но все равно слушаешь. Потому что хорошо понимаешь, что все их процедуры и невкусные лекарства — для пользы. К тому же, после того, как им и спать пришлось в моем теле, мыться, расчесываться, а то и, простите за подробности, до кустов ходить, когда у меня не было сил даже на столь деликатное действо, тут уж, как говориться, и не осталось, чего стесняться. Все, что могли, они уже в подробностях видели. Более того, пристально изучили, ощупали, едва на зуб не попробовали, потому что должны были знать, на что способно мое нетренированное тело. После этого, мысленно переглянувшись, как-то по-особенному вздохнули и довольно нейтрально сказали, что работы с ним предстоит много. Что в переводе означало, что пахать мне придется, как папе Карло, и так интенсивно, как только я смогу выдержать. Или в противном случае мое обучение затянется лет на сто, а Тени при всем желании так и не сумеют наесться досыта.
Причем, из-за меня.
Из-за моей лени и нерасторопности.
И из-за того, что я когда-то так мало уделяла времени спортзалу.
Вот и превратили они тогда весь окружающий лес в огромный спортзал. Вот и взвыла я, внезапно обнаружив, что все мое время, включая ночи, расписано уже по минутам. Вот и взбунтовалась, внезапно ощутив все прелести армейской жизни. Но была дружно отругана, пристыжена и больше не возникала. Только вот так, как сейчас, останавливалась иногда на пороге, позволяя себе пару минок слезливой жалости, а потом тяжело вздыхала, отлеплялась от косяка и покорно плелась умываться.
Распорядок дня был до отвращения прост: подъем с рассветом (под громкие вопли злорадно хихикающего шейри, а по первости — и под холодный душ, окатывающий меня с ног до головы при отказе открыть глаза); затем — короткая пробежка до реки, торопливое умывание, разминка и такая же короткая, но более выматывающая пробежка обратно. Причем, обязательно по самому крутому склону и по такой дикой траектории, которую, наверное, мог изобрести только пьяный в стельку дорожник. Или зловредный демон без единой капли совести. Одним словом, возвращалась я обычно к пещере запыхавшаяся, уставшая, трепанная, но неплохо разогревшаяся. После чего следовал скудный завтрак (ну да, в лесу не зажируешь), потом — краткие инструкции на текущий день от Теней. Еще одна пробежка по окрестностям, только уже более длительная — часа на два, а потом — и все четыре. Небольшая лекция по средневековому оружию и доспехам. Затем, собственно, тренировки, к концу которых я буквально падала от усталости и порой не могла даже до постели доползти. Короткий сон, если до этого я еще не проваливалась в небытие. Затем — снова подъем, снова разминка, сопровождаемая громкими стонами, охами и ахами, больше похожими на жалобные стенания безвинно убиенного привидения. Наконец — домашняя работа, короткий отдых и снова сон. Которому в последнее время стала предшествовать еще одна неприятная процедура.
