Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип
– Но не в школе же! – презрительно усмехнулся Эрик.
– Учителя могут оказаться шпионами. Мисс Дэвис, например.
Мисс Дэвис преподавала музыку. Самая раздражительная особа, какую Малкольм в жизни встречал.
Эрик пораскинул мозгами.
– Может быть, – сказал он, наконец. – Но уж больно она выделяется. Настоящий шпион не должен бросаться. Он должен быть незаметным.
– Зато какая первоклассная маскировка! Ты вот думаешь, что шпион должен вести себя тихо-тихо и быть незаметным, а мисс Дэвис вон как орет и крышкой пианино хлопает – поглядишь, так ни за что ей шпионкой не стать, а представь, что она всю жизнь ею и была!
– И про что она тут будет шпионить, по-твоему?
– Шпионит она в свободное от работы время. И это может быть где угодно и про что угодно. Любой человек может оказаться шпионом, в том-то и дело.
– Ну, наверное, – согласился Эрик. – Но тот человек в канале точно был шпионом.
Деймон Эрика, принявший облик мышки, взобрался к нему на плечо и сказал достаточно громко, чтобы Малкольм расслышал:
– Папа никогда не говорил, что тот человек точно был шпион. Вот прямо так – не говорил.
– Ну, почти так, – уперся Эрик.
– Да, но ты все равно преувеличиваешь.
– Так что же он тогда сказал? – поинтересовался Малкольм.
– «Не удивлюсь, если он был шпионом». Это ведь совершенно то же самое!
– Вовсе нет.
– Вопрос в том, почему он так сказал? – вмешалась Аста, внимательно следившая за разговором. Она превратилась в зарянку и быстро вертела головкой то в одну сторону, то в другую.
– Вот именно! Благодарю, – напыщенно сказал Эрик. – Он знал что-то важное и решил, что такое очень даже может быть. Значит, так оно наверняка и было.
– А ты можешь точно выяснить? – спросил Малкольм.
– Не знаю… Могу спросить. Но надо еще момент подгадать – нельзя же вот так просто взять и спросить.
– Что значит подгадать?
– Ну, ты сам знаешь. Не в лоб чтобы.
– Ну, ладно, – согласился Малкольм.
Эрик, вероятно, хотел сказать, что действовать надо похитрее. А еще раньше – «не бросаться в глаза», а не просто бросаться.
Тут прозвонил звонок, и всем пришлось строиться на линейку. Детей ждал еще один длинный, скучный школьный день. Обычно дежурный учитель обходил шеренги, делал замечания всем, кто болтал или валял дурака, а потом отпускал классы по одному. Но сегодня все вышло по-другому.
Учитель подождал, пока все успокоятся и замолчат, потом сам замер и устремил взгляд мимо них, на школьное здание. Несколько голов (и Малкольма тоже) повернулись в ту же сторону. Из школы вышел директор – полы его мантии хлопали на ветру – и с ним кто-то еще.
– Сюда смотреть! – рявкнул учитель, и они снова послушно стали глядеть вперед.
Кто был этот второй человек, Малкольм разглядеть не успел. Но всего мгновение спустя он – вернее, она – уже шагала вместе с директором перед рядами учащихся. Малкольм сразу признал в ней ту женщину, что приезжала в монастырь и напугала Лиру своим хриплым голосом. На ней был тот же темно-синий костюм; волосы так же были гладко стянуты назад.
– Слушайте внимательно! – сказал директор. – Сейчас вы войдете в школу, но по классам не расходитесь. Следуйте прямиком в зал, как на утреннее собрание. Рассаживайтесь в обычном порядке, соблюдайте тишину и ждите. Всякого, кто будет шуметь, ждут неприятности. Пятый класс, вперед.
– Кто это такая? Что там будет? Что случилось? С кем? – зашептались вокруг Малкольма.
Он же наблюдал за гостьей, пристально, но скрытно. Она внимательно разглядывала стоящие перед ней классы, холодными глазами следя, как они поворачиваются и строем шагают в школу. Когда ее взгляд должен был скользнуть по нему, Малкольм постарался оказаться за спиной у Эрика, который был чуточку выше него.
В зале стряпухи обычно накрывали столы к обеду, и запах еды потом настойчиво витал по всему зданию до самого вечера. Сегодня в меню царила вареная брюква, и даже последовавшему за ней рулету с джемом не удалось развеять тяжелый овощной дух. Тут же проходили занятия по физкультуре, так что под главенствующей овощной композицией скрывались стойкие ноты, напоминавшие о нескольких поколениях потных детей.
Когда его класс вошел в зал, Малкольм сразу посмотрел на учителей, севших в ряд у задней стены. В основном на их лицах ничего не отражалось, будто ничего необычного не происходило – обычный день, обычное расписание. Только преподаватель математики, мистер Сэйвери, смотрел насупившись. На его лице было написано глубокое отвращение. Прежде чем сесть, Малкольм мельком увидел лицо мисс Дэвис, учительницы музыки, – просто на него упал луч света.
Ее щеки были мокры от слез.
Малкольм мысленно записал все эти детали, чтобы потом рассказать доктору Релф.
Когда дети расселись, успокоились и замолчали – затихли по-настоящему, чувствуя, что происходит нечто из ряда вон выходящее, – вперед выступил директор. Все встали.
– Хорошо, дети, садитесь, – сказал он и, когда в зале снова наступила тишина, продолжил: – Эту леди зовут мисс Кармайкл. Предоставлю ей самой объяснить, чем она занимается.
Он сел, расправив мантию. Деймон-ворона, как обычно, восседал на его левом плече. Пожалуй, позже Малкольму придется еще кое-что записать: его лицо было мрачнее тучи, совсем как у мистера Сэйвери. Женщина этого не видела или просто оставила без внимания. Дождавшись абсолютной тишины, она начала:
– Всем вам известно, дети, что в нашей Святой Церкви есть множество подразделений. Вместе они составляют то, что мы называем Магистериумом, и так же, все вместе, они работают на благо Церкви – а это то же самое, что благо всех и каждого из нас.
Та часть Церкви, которую представляю я, называется Лигой святого Александра. Наверняка кто-то из вас о нем слышал, но вряд ли вы уже проходили это по программе, так что я расскажу вам его историю.
Он жил в Северной Африке со своей семьей много лет тому назад. В те времена Святая Церковь еще сражалась с язычниками – с теми, кто поклонялся злым богам или вообще не верил ни в какого бога. Так вот семья маленького Александра поклонялась как раз такому злому богу. Они не верили в Иисуса Христа и держали у себя в подвале под домом алтарь, где приносили жертвы своему гадкому богу, и насмехались над теми, кто, подобно нам с вами, почитал Бога истинного.
Как-то раз маленький Александр услышал, как некий человек проповедует на базарной площади. Этот человек был миссионером. Он презрел все опасности, поджидавшие его на земле и на водах, чтобы принести весть об Иисусе Христе и о послании истинной веры в земли, лежащие вокруг Средиземного моря, – то есть туда, где жил Александр с семьей.
И вот Александру стало так интересно, что он остался и стал слушать. Он услышал историю о том, как Иисус жил и умер, и как он воскрес из мертвых, и как те, кто верует в него, наследуют жизнь вечную, а потом подошел к проповеднику и сказал ему:
– Я хочу быть христианином.
И он был такой не один. Множество людей приняли крещение в тот же день, включая и наместника провинции – а это был очень мудрый человек по имени Регул. Этот Регул приказал, чтобы все его чиновники стали христианами, и так они и сделали.
Но многие люди не обратились. Многим нравилась их религия, и меняться они не желали. Даже когда Регул издал законы, запрещающие языческую веру и заставляющие всех становиться христианами ради их же собственного блага, они продолжали держаться старых, порочных порядков.
Тогда Александр понял, что может кое-что сделать, чтобы послужить своему богу и Церкви. Он знал людей, которые притворялись христианами, а на самом деле поклонялись старым, злым богам. К таким относилась и его семья. Они даже приютили у себя в подвале язычников, за которыми охотились власти и которые злостно отказывались слышать святое слово Писания, святое слово самого Господа.
Александр знал, что он должен сделать. Он храбро отправился к властям и рассказал им все-все о своих родных и о язычниках, которых они прячут. Солдаты пришли к нему в дом посреди ночи – они знали, какой дом искать, потому что маленький Александр поднялся на плоскую крышу со светильником и подавал им оттуда сигналы. Семейство арестовали, всех язычников в подвале захватили и на следующий день предали смерти на базарной площади. Александра щедро наградили, а потом он стал знаменитым охотником на язычников и безбожников. Когда много лет спустя он умер, его сделали святым.
