Олег Северюхин - В лабиринтах тёмного мира
— есть путь к прекращению этих страданий.
И чтобы достигнуть этого есть восьмеричный путь, включающий в себя правильные взгляды, правильную решимость, правильную речь, правильное поведение, правильный образ жизни, правильные усилия, правильное направление мысли, правильное сосредоточение.
Складывая все эти религии, анализируя их, мы придем к выводу, что это есть суть одно и то же. Собрались четыре человека и решили, кто из них главнее и важнее для людей, и стали они свои религии насаждать огнем и мечом.
И разделили мир на четыре части. Словно кто-то свыше разделил на масти одинаковые игральные карты. Четыре туза и у каждого свои короли, дамы, валеты, десятки, девятки, восьмерки, семерки и шестерки.
И что характерно. В свою игру они не принимают язычников и огнепоклонников. Как будто не было Древнего Рима, Древней Руси и Древней Индии. Так насколько же верна религия, вбитая в людей мечом и плетью? Или мы просто рабы и нам не позволено рассуждать на эти темы? Но почему же рабы превращаются в фанатиков, защищая то, что вбито им через силу? Чем безжалостнее религия к человеку, тем больше фанатов или фанатиков ее.
Те же древние, отнюдь не были пай-мальчиками и девочками, травя представителей новых религий дикими зверями, утопляя их в реках и болотах, насаживая на колья и распиная на крестах.
Я верю, что у всех религий одна общая судьба — полное исчезновение и превращение их в верховенство Человека во Вселенной, где высшей ценностью будет почитаться сам Человек, познание им непознанного еще мира и сохранение его в неизменном виде для своих потомков.
Земля уже становится тесной для Человека. Мы выйдем за пределы нашей Солнечной системы в поисках братьев по Разуму. Но эту новую религию нельзя насаждать огнем и мечом. Ее можно только защищать убеждением и собственным примером. Все наши дети рождаются одинаковыми и без каких-либо религиозных воззрений. Они и будут носители самого высокого и чистого, отбросив все то, что разъединяло людей на нашей планете.
Новые люди не будут агрессивны и нетерпимы ко всем религиям, если эти религии не будут угрожать их существованию. В это верится с трудом, но союз наций должен сдержать агрессию к представителям верховенства человеческих ценностей в нашей жизни.
Размышляя на эти темы, я не заметил, как дошел до Голгофы, выйдя в одиночку за пределы Иерусалима. Конечно, это опрометчивый поступок с моей стороны, но, вероятно, кто-то хранил меня от встречи с лихими людьми, для которых перерезать горло одинокому путнику было проще, чем высморкаться при помощи двух пальцев в придорожную пыль.
Вдалеке навстречу мне шел человек с седой борой и одетый так, как одеваются все в этих местах.
— Уважаемый, — обратился я к нему на латинском языке, — не подскажете ли, где был распят Иешуа а-Ноцри?
— А зачем это вам? — с интересом спросил меня путник на том же языке.
Как хорошо, когда есть язык общенационального общения. Когда пала Римская империя, люди, жившие в пределах империи, перестали понимать друг друга. Когда пала Российская империя, в бывших ее составных частях стали искусственно забывать русский язык, на котором общались все. То же было и с Австро-Венгрией, когда все народы дружно забыли немецкий язык с австрийским акцентом. Но когда распалась Британская империя, английский язык остался языком общения и выхода на мировой уровень бывших составных частей этой империи, объединившихся в Британское содружество. От чего это зависит? В первую очередь от ума элиты вышедших из империи частей. Остальное — прилагаемое к уму.
— Видите ли, — сказал я, поправив свою римскую тогу с тремя синими полосами, — легенда о нем тревожит умы многих римских граждан, и я решил своими глазами удостовериться в правдивости того, что о нем говорят.
— Вы, значит, из числа неверующих? — улыбнулся человек.
— Ну, не совсем из неверующих, скорее, из числа сомневающихся, — сказал я. — Я скорее похож на Фому Неверующего и ищу доказательства чудесного воскрешения, которые утвердили бы меня в моей вере.
— А откуда вы знаете по Фому? — настороженно спросил меня мужчина.
— Люди многое говорят, — ответил неопределенно я, — а правда ли, что Мария Магдалина (Maria Magdalena), к которой первой явился Иисус, была не только мироносицей, но и гражданской женой Христа?
— Кто это вам сказал? — мужчина спросил и стал озираться по сторонам.
— Не бойтесь, — успокоил я его, — я один и наш разговор никто не слышит. Да и я не намерен кому-то рассказывать о том, что их не касается. Почему бы Иисусу не явиться прямо к вам, как к первому из его апостолов? А он явился именно к Марии из Магдалы? И это она поведала вам о его явлении.
Я заметил, что своим предположением попал в точку. Со мной разговаривал апостол Петр. Сейчас он смотрел по сторонам в поиске чего-то тяжелого, чтобы можно было тюкнуть меня по темечку и уйти в безвестность от человека в непонятной римской тоге.
— Вот тебе мой нож, Петр, — сказал я и протянул ему кинжал, — но учти, если ты меня ударишь по левой щеке, я не буду подставлять правую, а так врежу, что мало тебе не покажется.
Петр посмотрел на меня, улыбнулся и отвел мою руку с кинжалом.
— Ты говоришь как человек из другого мира, — сказал он. — Учитель говорил нам, что мы понесем его мысли в народ. Народ уверится в них и будет меньше грешить. И вера в Бога единого захватит весь мир. Так ли это, незнакомец?
Глава 29
— Ваш Учитель был прав, — сказал я. — Христианство будет одной из мировых религий и центр ее будет в городе Риме.
— Боже, — Петр упал на колени и вознес руки к небу, — я никогда не сомневался в словах Твоих и идеи Твои бессмертны, как и ты сам и как царствие Твое. Я сегодня же отправлюсь в Рим просвещать неразумных многобожников вере Твоей…
Он что-то еще говорил, а я уже думал о том, что на первых порах размещу его в рабочей инсуле, где он сможет жить и проповедничать.
Встав с земли и отряхнув длинную рубаху, Петр приложил руки к груди и поблагодарил меня за добрую весть, сказав, что я шутил, сравнивая себя с Неверующим Фомой.
— Нет, Петр, — сказал я, — я совершенно не шутил, потому что кроме веры в Иисуса Христа, есть веры в других сыновей Божьих, которые совершенно на него не похожи. Вот поэтому я и ищу тебя, чтобы ты помог встретиться с Иисусом, и чтобы он наставил меня на путь истинный…
— Не богохульствуй, — грозно сказал мне Петр, — у Бога нет других сыновей. Иисус его единственный сын.
— Прости меня, Петр, — сказал я, — но ты сам спрашивал у Иисуса о его божьих братьях или сам Господь Бог тебе сказал, что кроме Иисуса у него нет других сыновей?
