Ханнес Бок - Черное колесо
Но он ищет моей помощи, значит, положение его не очень надёжно. Но… как это всё связано с верой Пен в жизнь колеса и с её опасениями за душевное здоровье отца?
Допустим, Чедвик заявил Пен, что у него есть доказательства безумия Бенсона; она любит своего отца и выйдет за Чедвика замуж, чтобы защитить его. Хотя Бурилов – также искатель счастья, его методы не столь презренны, как методы Чедвика. Русский мне скорее нравился, но я понимал в свете своих рассуждений, почему Пен его не любила: он был той же породы, что и Чедвик.
Возникает вопрос: если у Чедвика есть доказательство – а оно должно быть убедительным, чтобы подействовать на такую девушку, как Пен, – каково оно и как он его заполучил?
Его вечное пренебрежительное отношение к Мактигу – не только следствие ревности. Он старается отдалить его от Бенсонов. Возможно, чувствует, что рыжеволосый ирландец – серьёзный противник; а может, потому, что Мактиг может предоставить противоположную по смыслу информацию.
Обычно я предпочитаю не вмешиваться в чужую жизнь, но этот случай – исключение. Пен стала мне очень дорога, хотя у меня нет никакой надежды на более близкие отношения с ней. Очевидно, я должен поделиться своими догадками с Мактигом, но таким образом, чтобы он не набросился сразу на Чедвика.
Я не мог решить, как это сделать, но думал, что найду способ.
Имеются некоторые важные обстоятельства. Во-первых, на каком основании Пен считает, что это путешествие обречено? Во-вторых, её уверенность, что колесо живое. В-третьих, удивительно сходное впечатление, произведённое на самых разных людей на «Сьюзан Энн» колоколом, дудкой и колесом.
Тень от одного из бегущих облаков упала на «Сьюзан Энн» и тут же прошла мимо.
Хотел бы я, чтобы так же быстро ушла тень с моего сердца.
11. РЫЖИЙ
Днём, бесцельно слоняясь по своему кабинету, я слышал, как Бенсон гневно зовёт капитана Джонсона. Меня поразил не тон его голоса, а странные интонации. Голос звучал визгливо, раздражённо, словно у Бенсона был приступ астмы. Я подошёл к двери и выглянул.
Бенсон воинственно шагал в сторону каюты Джонсона, за ним бежал Мактиг и что-то ему говорил. Бенсон кулаком ударил по двери каюты и, не дождавшись ответа, ворвался внутрь. Через мгновение он снова появился.
– Джонсон! Джонсон! Где он спрятался?
Он затопал по коридору. Мактиг пожал плечами и отстал. Я окликнул ирландца. Тот повернулся, увидел меня и подошёл, Я прошептал:
– Что с ним?
Мактиг мимо меня прошёл в кабинет и устало опустился на стул. Порылся в кармане в поисках трубки. Лицо у него осунулось. Он сказал, бросая спичку в пепельницу:
– Я люблю старого ублюдка, но временами мне хочется украсить его зад отпечатком своей подошвы.
Он рассмеялся коротким, резким смехом, похожим на хруст чёрствого хлеба.
– Эти вечные колебания добьют меня. Мы добрались до острова, и я был счастлив, думая, что этот глупец избавится от хватки старого капитана, – счастлив, как мальчишка, когда сгорела школа, где он учился. Но тут мы находим эту лохань и проклятое чёрное колесо! И вот – полюбуйтесь: он снова здесь, этот старый капитан, и на этот раз со всеми украшениями!
– Но что…
– Смитсон вместе с несколькими матросами высадился на берег, чтобы нарубить деревьев для кнехтов и брусьев, и решил, пока его люди работают топорами и пилами, побродить с лопатой. Опавшая дюна показалась ему подходящим местом, и он начал там копать – и вот как раз в этот момент Большой Джим отрывается от своего любимого колеса и решает посмотреть, как идут дела на берегу и на борту. И тут же видит Смитсона на дюне. Как смеет этот ублюдок охотиться за сокровищами, когда капитан торопится отремонтировать «Сьюзан Энн»? Я ничего не мог сделать. Пришлось везти старика туда.
Мактиг помолчал, затягиваясь,
– И всё время он изрыгал такие ругательства и непристойности, которых я, известный ценитель, никогда не встречал ни в употреблении, ни в изъятых книгах. Должен сказать, мы быстро добрались до дюны: подобный заряд брани действует лучше ракетного двигателя.
Он опять затянулся.
– Капитан направился к Смитсону и разразился новой красочной тирадой. Смитсон воспринял это, как град по жестяной крыше: просто стоял с застывшим лицом и слушал. Когда капитан вынужден был остановиться, чтобы перевести дыхание, Смитсон заметил, что люди его работают, и потому нет смысла браниться, да к тому же он подчиняется капитану Джонсону, а не владельцу «Сьюзан Энн».
Мне наплевать на Смитсона, но он прав. Такие обстоятельства случаются сплошь и рядом, и умный капитан или владелец их не замечает. К тому же, чёрт побери, Смитсон видел, как мы утром вернулись с грудой добычи. Почему бы ему самому не откопать парочку сувениров? Почему все всегда должно доставаться богачам?
– Да, но что дальше?
– Ну, Большой Джим в роли старого капитана превосходно исполнил роль сорвавшегося с привязи. Он захотел схватить лопату и закопать Смитсона в песок по горло. Но Смитсон схватил лопату первым и не хотел уступать. Капитан вспыхнул, как окаменевшая рекламная фуксия с неоновыми листьями. Но и это не испугало Смитсона, тот по-прежнему выглядел весьма угрожающе с лопатой в руках. Поэтому, чтобы не пачкать руки о такую мразь, – мне кажется, что капитан искренне так подумал, – он повернулся и направился назад к лодке. И не считал при этом, что сдержанность – лучшая часть мужества. Вовсе нет!
Пока я грёб назад, он многократно заявлял о своём намерении заковать Смитсона, расстрелять весь экипаж, причём выдал новый залп непристойностей. К тому времени, как мы добрались сюда, он должен был бы успокоиться, но он ещё более раскалился, и я серьёзно начинал подумывать, не стукнуть ли его по голове веслом или попросить вас сделать ему укол успокаивающего. Вот и все. Более чем достаточно.
Я сказал:
– Это всего лишь приступ гнева. Пройдёт. Не стоит беспокоиться.
– Вы так думаете? Приятель, вы не знаете экипаж. Это все потомки первоначального экипажа «Сьюзан Энн». Их предки сражались с малайскими пиратами, как мы играем в регби, просто для удовольствия. Питерс, которого смыло в ураган, рассказывал мне кое-что о том экипаже. Они однажды захватили две джонки с пиратами и пустили их в плавание в таком разделанном виде, что судьба погибших солдат Кастера[4] кажется детской игрой.
Когда дело доходит до зла, эти парни должны превосходить своих предков. Ещё два-три таких гневных приступа, и они решат, что капитан спятил. И это он будет в кандалах или расстрелян, а не экипаж. Не они.
Я не мог поверить в это. И возразил:
