Ольга Денисова - Черный цветок
- Ничего со мной не будет… медальон-то у меня!
- Это он сейчас у тебя.
- А я им не скажу ничего. И все!
- Скажешь. Как миленький скажешь. Ты и не представляешь себе, что это такое. И даже если ты вдруг окажешься таким крепким орешком, что на дыбе под кнутом будешь молчать, через час на той же дыбе твоя мать будет висеть или сестра. Ты понимаешь?
У Есени по спине пробежали мурашки. Сам он ничего не боялся, ну совершенно. Но стоило ему только подумать о матери и сестрах, слезы сами наворачивались на глаза. Да, пожалуй, никакая справедливость не стоит того, чтобы так рисковать…
- Что? Страшно? - Жидята допил свое вино до конца.
Есеня сделал большой глоток - такой же, как Жидята, но сразу закашлялся: вино оказалось слишком крепким, и слезы на самом деле выступили на глазах.
- Эх ты. Щенок, - Жидята сказал это ласково и потрепал Есеню по плечу. - И не думай, что у вольных людей с тобой кто-нибудь будет цацкаться. Там волчьи законы.
- Я этот медальон переплавлю, - сказал он, - и нечего будет искать.
- Ну давай, давай. Тогда тебя просто убьют. И всю семью, чтобы тебе умирать не скучно было. Нет у тебя выхода, парень. Нету. Никакого. Допивай и пошли. Пока в лес не войдем - чтоб ни звука. Понял?
- Что я, дурак, что ли?
- Конечно дурак. Непуганый дурак.
Глава II. Балуй. Лагерь в лесу
Есеня бы прошел этот путь часа за три - не только потому, что запросто мог обогнать Жидяту, а потому что пошел бы напрямую. Жидята же звездам не доверял и вел его вдоль рек и ручьев. Обидно было: никто никогда всерьез Есеню не принимал и его доводов не слушал. Вот и Жидята на всякое предложение срезать путь только морщился и отмахивался.
Есеня издалека заметил огонек костра меж деревьев, и вскоре Жидята остановился и свистнул хитрым условным посвистом, на что ему тут же ответили.
- Ну что? Вот и добрались, - сказал он и вышел к костру.
Есеня с любопытством смотрел по сторонам. Это была даже не поляна, даже не просвет между деревьями - просто лес, слегка расчищенная костровая площадка. Огонек еле теплился на остывающих углях, а у костра на низких чурбаках сидели трое весьма угрюмого вида - небритые, лохматые, одетые странно, но тепло и богато. На одном была замшевая безрукавка мехом внутрь, двое других натягивали на плечи стеганые фуфайки. Все - в сапогах и шапках с меховой оторочкой.
- Ба! - широко раскинул руки тот, что был в безрукавке, но не встал - только слегка повернулся в сторону пришедших. - Жидята! Что-нибудь принес?
- Привел. Ну и принес, конечно. Буди верховода, Хлыст, мне возвращаться надо.
- Верховод во втором шалаше. Сам буди, мне по харе получить неохота - он только что лег.
Жидята с усмешкой покачал головой.
- Парня принимайте. С вами будет теперь.
- Надолго? - спросил Хлыст, рассматривая Есеню.
- Как сложится. Может, насовсем. Это сын Жмура.
- Да ты чё? - повернулся к Есене другой разбойник, с помятым, рябым лицом. - Кровь она и есть кровь. Ну иди сюда, Жмуренок, я на тебя посмотрю.
Есеня вдруг оробел: от вольных людей веяло настороженностью и неприязнью. И говорили они так, словно хорошо знали его отца, а этого быть просто не могло. Жидята подтолкнул его в спину, а разбойник ухватил за руку и грубо подтянул к себе.
- Похож, конечно, но размах не тот… Сколько тебе лет, сморкач?
- Да пошел ты, - Есеня вырвал руку. Сморкач! Сам он…
- У… - протянул разбойник. - Ты, детка, свой гонор держи пока при себе. У нас тут старших принято уважать.
- За что это мне тебя уважать?
- За то, что я тебя в землю по пояс одним ударом вобью. Вот когда ты мне ответить сможешь, тогда и будешь говорить что и когда захочешь. Садись. Жмуренок.
- А я и сейчас буду говорить что и когда захочу, - Есеня вздернул подбородок и приподнял верхнюю губу.
Разбойник усмехнулся и кивнул:
- Давай, начинай.
- Не обижай его, Щерба, - Жидята положил руку на плечо разбойнику, - у нас его любят.
- Иди, Жидята, к верховоду. Мы сами разберемся, - хмуро ответил тот.
Есеня медленно снял с плеча котомку и сел на нее около костра - ему было неуютно. Жидята скрылся за деревьями, и он почувствовал себя очень одиноким. Эти люди вокруг, такие чужие, непонятные, совсем ему не нравились. И он им явно не понравился тоже.
- Ну, Жмуренок, и что ты натворил, что батька тебя к нам отправил? - Хлыст пошевелил угли в костре палкой и исподлобья уставился на Есеню.
- Ничего, - ответил Есеня. - Меня вообще-то Балуй зовут.
- Тебя зовут Жмуренок, - хмыкнул Щерба. - Пока. Может, твой батька хотел, чтоб ты стал вольным человеком?
- Может, и хотел, - буркнул Есеня.
Они расхохотались. Есеня не понял, чего они смеются, но это показалось ему обидным.
- Не хочешь, значит, говорить? Ну не говори, - Хлыст опустил глаза.
Они заговорили о своем, и Есене стало скучно: он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.
- Верховод зовет тебя к себе, - кивнул тот Есене, - пойдем.
Они прошли всего несколько шагов - после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог, и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на слеге, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.
- Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, - верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею: и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и длинные тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.
Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.
- Похож, - едва заметно кивнул верховод. - За что тебя ищут?
Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.
- Ни за что, - ответил Есеня и равнодушно уставился в стену.
- Ну-ну. Жидята, он всегда такой?
- Нет, только когда характер хочет показать. Освоится и перестанет.
- Ладно, иди, скоро рассвет. Я сам с ним разберусь. Жмуру передай, - лицо верховода исказилось на секунду, - золото я принимаю, и полгода парень может жить с нами. Ну, а там все от него зависит.
- Не забудь, о чем я тебе говорил: выходить в деревни теперь опасно.
- Я понял, понял, Жидята, - раздраженно проворчал верховод.
