Марина Дяченко - Хроники мегаполиса (сборник)
– Здесь как в Киеве, – сказала Ольга. – В Киеве же мы живем? – Живем. И здесь…
– Давайте за три пятьсот, – сказал покупатель. – Дом ветхий…
– Нет, – сказала Ольга, и в голосе ее скользнула сталь. – Дом еще вполне крепкий, да и участок стоит больше. Мы и так уже уступили.
Покупатель на сегодняшний день был единственный, Дима бы на месте Ольги сразу согласился. Нужны деньги, билеты в Варшаву надо брать уже сейчас, медосмотр обойдется в копеечку, да и за интервью, то есть собеседование с вице-консулом, придется выкладывать несколько сотен долларов…
И неизвестно, когда они найдут другого покупателя, если с этим не удастся сторговаться.
Он смотрел, как Ольга с покупателем оживленно жестикулируют у высокого деревянного крыльца. Как идут в дом, действительно старый и подгнивший, памятный Диме дом.
Еще пацаненком Дима приезжал сюда в мае, после окончания занятий в школе, а уезжал к первому сентября.
У него было полно друзей в поселке. Ловили рыбу, валялись на песчаных косах… Десна тогда была быстрая-быстрая, сбивала с ног… Или это так помнится?
Потом они с Олей провели здесь несколько замечательных летних месяцев.
Потом грохнул Чернобыль и родился Женька, и они на несколько лет поставили на даче крест…
А потом оказалось, что ничего страшного, в Летках люди живут, и в Пуховке живут, Дима приезжал сюда с дозиметром, и хитрый приборчик ничего особенного не показал.
И они привезли сюда маленького Женьку… И он плавал на круге под Диминым присмотром, под строгим Олиным надзором. Вон там – тропинка к берегу, после дождя она делалась упругая и черная, будто резиновая, после ливня – раскисала…
Видео тогда только начиналось, а любительская кинокамера Олиного отца была уже старой и часто ломалась, но они все-таки успели снять несколько пленок – маленький Женька в песке, Оля, бродящая по пляжу с дозиметром у руке, красный от ягод малинник…
Утром, еще до завтрака, они бежали на речку, теряя в песке резиновые «вьетнамки». Женька боялся коровы, которая обязательно была привязана вон там, на лужайке.
У хозяина коровы, дяди Толи, была длинная, как такса, моторка с деревянными скамьями вдоль бортов. Плавали на заливные луга, делали, что хотели… Или это теперь кажется, что тогда было так хорошо? Симптом почти старческой ностальгии, которая так раздражает Ольгу?
Олю…
Они вышли из дома – покупатель был чем-то недоволен. Ольга держалась, как скала.
– Три восемьсот – мое последнее слово.
– Четыре, – не дрогнула Ольга.
– Тогда извините…
Покупатель, сопя, направился к своей машине.
– Ты что, – сказал Дима, порываясь бежать следом. – Из-за двухсот долларов…
– Стой на месте, – ледяным тоном скомандовала Ольга. – И не мешай.
Дима хотел еще что-то сказать – но встретился с ней взглядом и замолчал.
Покупатель тем временем сел в свой старый бежевый «Опель». Завелся, выпустил облачко сизого дыма из выхлопной трубы…
– По-глупому, – устало сказал Дима. Но в душе даже радовался – продавать домик ему очень не хотелось.
Машина еще постояла, отравляя округу дымом – и замолчала. Покупатель выбрался, насупленный, злой:
– Ладно, четыре. Настойчивая вы женщина, однако…
В голосе его слышалось уважение.
– В пятницу в десять со всеми документами – у нотариуса…
Ольга улыбалась. Они с покупателем пожали друг другу руки; Дима стоял столбом, как случайный свидетель сделки.
Значит, все. Раз-два-три – продано.
– Вы поезжайте, Игорь Владимирович, – любезно сказала Ольга покупателю. – Нам еще вещи собрать и мусор этот сжечь. Мы тут сами все запрем, ключ вам в пятницу отдадим…
Покупатель распрощался. Снова сел в машину, по кочкам выехал на дорогу и скрылся за поворотом.
Ольга обернулась к Диме:
– Ну? Поздравляю…
– Поздравляю, – сказал он без энтузиазма. – Торгуешься ты… лихо. Ты же не скупая…
– Не в скупости дело, – невозмутимо отозвалась Ольга. – Правила игры такие… Уважай себя сам – и тебя будут уважать другие.
– Да, наверное, – согласился Дима печально.
– Который час? – Ольга посмотрела на небо. – Тут еще работы – начать и кончить.
Они съели по бутерброду и взялись за дело.
Вытряхнули пару ватных одеял, чудом не тронутых мышами. Свернули в скатки и сунули в багажник. Добавили к ним три подушки, плоских, как блины.
– А зачем мы это все берем? – озабоченно спрашивала Ольга. – Мы же с собой эти шмотки не потащим, продать их некому…
– Дяде Боре отдадим, – предложил Дима.
– Ну разве что… Так, прочий хлам брать не будем. Сейчас костер сделаем и спалим все к чертовой матери.
В домике пахло пылью и волглым деревом. И еще чуть-чуть – гнилью.
Здесь, на крыльце, они играли по вечерам в карты.
Старые шторы, когда-то надувавшиеся от ветра, как белые паруса, теперь свисали грязными тряпками.
– Помоги мне… Кухню надо освободить от хлама, я этому Игорю пообещала, да и правильно, в общем, мы же не свиньи какие-то…
Кухня – старый газовый баллон, плитка на две конфорки, изрезанный ножами столик – была завалена связками старых журналов. Дима пригляделся – «Знание-сила», «Семья и школа», «Химия и жизнь», «Огонек», «Пионер», «Юный натуралист»…
– Оля, жалко жечь. Это же… теперь такого не бывает.
– Ты что, Плюшкин? – Ольга посмотрела укоризненно. – Они тут сколько провалялись, погнили… Грязные… Куда мы их денем? С собой возьмем? В самолет?
Дима молча признал ее правоту.
Ветхий шпагат лопался, рассыпая пачки; Дима сгребал журналы, стараясь не рассматривать особенно иллюстрации и на вникать в содержание. И все-таки пару раз не удержался – и начал читать прямо посреди царившего вокруг разора, и только Ольгин голос возвращал его в реальность.
Рассказы, которыми когда-то зачитывался Женька. Повести с продолжением в «Пионере», которыми зачитывался сам Дима… Даты – семьдесят девятый год, восемьдесят пятый, восемьдесят седьмой, девяностый… Перестройка…
Все сложили на мусорной куче в углу двора и подожгли.
Горящую груду бумаги привалили деревянными быльцами Женькиной детской кроватки, которая тоже нашла на даче последнее пристанище. Что ж, она уже была не новая, когда баюкала Женьку. Она помнит еще пару младенцев до него…
Помнила.
Как и этот развалившийся детский стульчик.
Плетеное кресло, все в дырах. Старые кеды. Лыжная палка, обломок удочки.
Ритуальный костер.
– У тебя такое лицо, будто бы ты сжигаешь Жанну д'Арк, – сказала Ольга. – И тебе ее жалко.
– Жалко, – признался Дима.
Ольга подошла близко. От нее пахло дымом.
Положила руку на плечо:
– Не грусти. Все будет о'кей. Через полгодика мы вспомним этот вечер… Ага?
