Александр Зорич - Семя ветра
Горхле повезло гораздо больше. Уже спустя несколько часов ему достало сил сходить вместе с Нисо-редом к Невинному Колодцу – подобрать брошенные впопыхах бурдюки с водой, которая была столь необходима отряду для продолжения пути.
17
Так случилось, что к вечеру следующего дня отряд был готов двинуться в старый порт. И в самом деле, оставаться в Деннице Мертвых не было никакого смысла. «Ганфала велел нам возвращаться как можно быстрей!» – воззвал Горхла и взвалил свой мешок и часть поклажи Двалары себе на плечи.
– Что ж, да будет ваш путь через эти земли легким и пусть возвращение оправдает самые смелые ваши надежды! – сказал Нисоред. В его правой руке была цепь, а Слепец, ставший покорным котенком, топтался, прячась за его спиной.
– Быть может, пойдешь с нами, Нисоред? – предложил ему Герфегест, которому, очень хотелось поговорить с Нисоредом о массе волнующих его вещей. О Поясе Усопших, о прошлом и настоящем Синего Алустрала. Но в суете прошедшей ночи и нового дня ему так и не представилось возможности сделать это. Единственное, о чем они успели переговорить, так это о Семени Ветра. Оказалось, что Нисоред понятия не имеет, как его использовать и зачем оно Ганфале. Это обескуражило Герфегеста.
Горхла отвернулся и скривил свои пухлые губы в изогнутую книзу скобку, которая сделала его и без того не отличающееся красотой лицо еще менее привлекательным. По всему было видно, что перспектива продолжать путь в обществе гигантского слепого паука его не слишком радовала. Возможно, у него были и другие причины для недовольства. Но каковы бы они ни были, это не слишком волновало Герфегеста. Все-таки Нисоред спас жизнь по меньшей мере двоим из четверых. В том числе и самому Горхле. Причем сделал это неоднократно.
– Я сожалею. Хозяин Дома Конгетларов. Но меня ожидают неотложные дела.
– Скажи мне, Нисоред, какие неотложные дела могут заботить мага, отшельничающего в Поясе Усопших? – с иронией спросил Герфегест, невольно вспоминая, как многие годы назад Конгетлары собирались везти скрученного и невыразимо бледного лицом Ни-сореда на заклание щедро заплатившему Дому Пел-нов, с которым сейчас, по возвращении, ему, быть может, снова придется ходить в союзниках…
– Когда ты уходишь от людей, ты никогда не приходишь в пустоту. Ибо пустоты не бывает в мире бренного и изменяющегося. То, что я называю неотложными делами, это не то, что называете так вы. И все-таки это тоже неотложные дела, – уклончиво ответил Нисоред. – Меня ждет мой дом.
– Скажи мне, где теперь твой дом, Нисоред. Быть может, однажды утром я постучу в твое окно и предложу распить со мной кувшин доброго вина?
Нисоред грустно улыбнулся.
– Я думаю, ты понимаешь, что я больше не живу в Суверенной Земле Сикк. Мои сыновья уже давно поделили остров между собой и успели убить друг друга, уступив право убивать и быть убитыми своим дядьям и двоюродным братьям. Искать меня там не следует.
– Это я и мои кровники поняли еще пятнадцать лет назад, когда нашли тебя в старом порту Калладир, Нисоред, – вставил Герфегест.
– Да. Но старый порт Калладир, куда вы сейчас направляетесь, тоже перестал быть мне домом. Жить по соседству с Густой Водой станет только умалишенный.
– О какой Густой Воде ты говоришь? – спросил Герфегест в недоумении.
– Нет смысла объяснять, – отмахнулся Нисоред. – Если вам суждено встретиться с ней, мои объяснения вам не помогут, если же нет – они только будут мешать вам спать. Так что если ты действительно пожелаешь моего общества, Герфегест, тебе придется прийти туда, где раньше был Наг-Туоль.
Герфегест опешил. Наг-Туоль? Столица его Дома. Место, где повивальная бабка обрезала его пуповину и его родители сочетались браком под ликующие крики всех ленников Дома…
– Почему «был», Нисоред? – спросил Герфегест. Его голос не дрогнул, хотя это и стоило ему некоторых усилий.
– Да потому, что после того, как вы, Конгетлары, были повержены. Пояс Усопших пожрал ваши земли, как во время прилива воды пожирают сушу. Никто, ни один род, ни один из Семи Домов, не смог подчинить себе Наг-Туоль и прилежащие к нему владения Конгетларов. Похоже, только могущество Пути Ветра могло сдерживать враждебные стихии. И не только стихии.
– Мне не рассказывали об этом, – Герфегест бросил укоряющий взгляд на Горхлу, Киммерин и Двала-ру, чьи удаляющиеся спины виднелись в конце кривой улочки – одной из сотен кривых улочек Денницы Мертвых.
– Неправда – я рассказал тебе, – возразил Нисоред. – Ты найдешь меня там, возле пристани «Танцующая ласка». Если, конечно, захочешь.
18
– Милостивый гиазир Элиен! Милостивый гиа-зир! – встревоженно затараторила молоденькая служанка с плеядой веснушек на щеках – одна из тех, что присматривают за садом. – Извольте видеть, там… там… я прямо сама не знаю.
Элиен отложил в сторону свиток и повернулся в сторону вошедшей.
– Что там? Медленноструйньш Орис вышел из берегов и просит позволения войти? Или за ночь с неба просыпалось столько звезд, что погибли все белые померанцы на главной аллее? – спокойно спросил Элиен.
Но безмятежное спокойствие господина ничуть не успокоило служанку. Напротив, она затараторила еще быстрее, а ее руки успели перебрать две дюжины жестов, значение которых Элиену было совершенно очевидно. Страх. Паника. Тревога. Непонимание.
– Ваши померанцы целее целого, милостивый гиазир. Но вот что-то там другое… В бассейне еще сегодня на рассвете ничего не было. Там совершенно ничего не было. Мозаика была целая, все было хорошо…
– И что там теперь?
– Там теперь растет дерево. Оно, правда, пока совсем еще не дерево. То есть еще маленькое. Но оно растет на глазах. Вся мозаика на дне бассейна уже сломана, это дерево выпило всю воду. Если вы не верите, идемте, посмотрите сами.
Элиен поднялся. «Дерево». Хорошие дела.
– И что за дерево? – поинтересовался Элиен, накидывая на плечи плащ цвета Белого Пламени.
Ответ на этот вопрос Элиен мог бы дать и сам. Одно такое дерево он уже видел. В саду Мудрого Пса Харрены. В начале Третьего Вздоха Хуммера. Элиен знал ответ на этот вопрос. И все-таки задал его. Наверное, чтобы не смущать служанку своей зловещей осведомленностью.
– Это вяз, милостивый гиазир. Таких полным-полно в землях герверитов, – зрачки служанки были велики, словно две черных оливки.
Через несколько минут они были у бассейна. Возле его мраморной кромки в беспорядке валялась садовая утварь – нож, совок, прутья, корзинка с саженцами. Веснушчатое личико служанки залилось румянцем – это нехорошо – смущать взгляд господина корзинами и совками. Но смущение сразу же уступило место первобытному ужасу. Ужасу перед необъяснимым.
