Уорнер Мунн - Повелитель земного предела
Жрец взвизгнул и прошел дальше. Двигаясь от одного к другому, он наконец приблизился к Марку, с силой сдернул с него колодки, поднял их высоко над головой, потом швырнул на землю – и толпа взревела.
– Первым боги желают этого! – провизжал жрец. Стражники подхватили Марка и бегом поволокли его к смердящему алтарю, где ожидали жертву мясники в красных одеяниях с ножами из вулканического стекла.
И на этом алтаре наш Марк принял ужасную смерть от окровавленных рук сих сыновей ада. Его убивали медленно, дабы как следует умилостивить злобных богов тьмы.
Сначала палачи содрали кожу с плеч и со спины юноши. Стражники силой заставляли нас смотреть на алтарь, и мы видели, как Марк потерял сознание, потом очнулся и героически пытался сдержать стоны, пока его истязали и калечили во славу богов Тлапаллана!
Мы смотрели – да простит нас святое небо! – и чувствовали, как затвердевают сердца наши, превращаясь в куски железа. Наконец, когда последние силы юноши иссякли, мы услышали его голос – услышали вопли, стоны и мольбы о пощаде или о смерти! И мы смотрели – смотрели и ничего не могли поделать!
Когда началось жертвоприношение, было уже за полдень. И к тому времени, как жрецы вырвали из груди юноши трепещущее сердце и подняли его к солнцу в виде дара, тени стали заметно длиннее. Марк только что испустил дух, на губах его еще играла улыбка – он подарил ее мне, своему единственному родичу, встретив мой взгляд и почуяв, как близится милосердная смерть на спасительных крыльях, спеша набросить на его чело прохладную тень спокойствия.
– Ах, были бы у меня мои инструменты! – бормотал Мерлин. – Всесильный Создатель, ну почему ты лишил меня их!
Остальные проклинали палачей, молились или плакали, чувствуя, как самообладание покидает их.
Один я с сухими глазами следил за принесением в жертву собственного племянника и в глубине души знал: это злодеяние не может остаться неотмщенным. И я поклялся себе, что выживу, сумею бежать и в сей жестокой стране соберу силы, которые сотрут с лица земли эту цивилизацию и все, на чем она зиждется.
Казалось, больше надругаться над мертвецом было невозможно, но жрецы еще не закончили свой зверский обряд. Тяжелыми каменными топорами они разрубили тело на крохотные кусочки, и подручные жрецы принялись разбрасывать их налево и направо среди собравшихся, которые поедали человеческое мясо, как мы вкушали бы святые дары.
Затем наступила очередь Мерлина. Его подтащили к павильону и привязали к опорному столбу. Никанора же, Тибурка и Агрестия (о, когда бы я мог написать их имена золотом!) развязали, дали им в руки луки и стрелы – и Кукулькан велел им продемонстрировать умение владеть сим оружием.
Мерлин закрыл глаза и беззвучно шевелил губами, словно молясь. Я видел, как эти Трое перекинулись несколькими словами, подтянули тетивы, приготовили стрелы и подняли луки. Я отвел взгляд в сторону.
Зазвенели тетивы, раздался ужасающий вопль – и я увидел, как эта жирная скотина, Кукулькан, зашатался со стрелой в брюхе, попытался выпрямиться, содрогнулся всем телом и повалился наземь. Я услышал свист стрел, летящих в людей у алтаря; увидел, как разбегаются в стороны и падают Х'мены и как главный мясник, избравший Марка, с хриплыми стонами мечется по павильону со стрелой в глазнице. Я услышал свой собственный голос и голоса моих товарищей, слившиеся в громком боевом кличе римлян – и увидел, как падают наземь трое героев, пронзенные пятью десятками копий.
Так закончился обряд жертвоприношения.
Мерлина отвязали от столба и вернули к нам. В небе сгущались черные тучи, словно стихии прогневались, видя гнусные деяния, свершившиеся у нечестивого алтаря, – поэтому оставшиеся в живых Х'мены спешно принялись разжигать свой священный костер, покуда тучи не застили лик их божества, сделав сие невозможным.
Итак, вопреки предсказанию Хайонваты мы все-таки увидели Састун – правильной формы кристалл, который использовали для собирания солнечных лучей на куске трута – и увидели, как вспыхивает под крышей павильона священный огонь, постоянно поддерживаемый и охраняемый служителями культа.
Нас погнали обратно в подземелье, жестоко избивая по дороге дубинками. Мы успели увидеть, как жрецы бросают в священный костер горсти жемчуга во искупление нашего святотатства, и внезапно вспомнили, что Мерлин, казалось, не собирался умирать сегодня И не в первый раз задал я себе вопрос: насколько велики знания старца о будущем, и почему иногда он предвидит столь многое, а иногда явно не больше любого из нас?
Позже, когда на землю спустилась ночь и мы, голые и озябшие, сидели на корточках на сыром полу камеры с единственной перспективой в душе наутро быть принесенными в жертву, Мерлин снова начал горько сетовать на отсутствие колдовских принадлежностей.
– Лишенный всего, что могу я поделать? Будь у меня хоть бы лист дуба, ясеня и терновника, я освободил бы всех нас, и с нашим оружием мы смогли бы оставить вечную память по себе среди этого народа!
– Неужели?! – страстно вскрикнул Кулух, брат того самого Киньалха, что погиб среди моря. – У меня в амулете кроме дубового, ясеневого и тернового листа есть еще лист вербены и три ягоды омелы. Эти дикари разрешили мне оставить сей амулет при себе, посчитав его никчемной безделушкой! Скажи, Мерлин, как он может помочь нам?
– Во-первых, – сказал Мерлин, – нам нужен свет.
Не успел старец произнести эти слова, как лицо его начало испускать яркое сияние, подобное сиянию светляка, в высшей мере жуткое зрелище в обступающей нас тьме.
Затем он поднес ладони к лицу, несколько раз провел ими по щекам – и руки его начали светиться таким же образом. Онемев от изумления, мы смотрели на плавающие в темноте руки и голову, словно лишенные тела.
– Скажи мне, – произнес Мерлин, рассматривая амулет и ногтем распарывая шов на мешочке, – каким путем достался тебе сей талисман? Если бесчестным, то он нам не поможет.
– Честным, о Владыка! – гордо воскликнул Кулух. – Мой отец говорил, что в жилах моих течет кровь фей и что, когда я появился на свет в волшебном городе Эмрисе, трубы эльфов звучали три дня по всей стране Тир-нан-ог. Амулет сей прислан мне моей крестной (по слухам, феей), которая живет в Четырехбашенном Замке в Каэр Сиди. Такой же талисман был у Киньалха, но он не принес брату счастья – как и мой, похоже, не принесет мне.
– А вот здесь ты ошибаешься, – заметил старец. – Ибо сей амулет, способствующий развитию дара провидения у его обладателя, предоставит мне все необходимые для спасения вещества. Все же… – Мерлин заколебался. – Это означает обращение к черной магии. Пять-десять лет я избегал этого. В черной магии сокрыта опасность для души.
