Инна Кублицкая - Карми
Поэтому он сразу перешел к речи, произнесенной королем Нуверре на следующий день.
«…Самих богов мы должны благодарить за победу, — сказал король, — ибо в этой битве еще яснее, чем раньше, они явили нам свою мощь и силу. В ответ мы должны воздать им подобающую благодарность и причитающееся им вознаграждение. Мы должны также похоронить все мертвые тела, которые нам удастся найти; я возлагаю на всех моих людей обязанность искать тела вдоль берега, прилагая к этому все усилия. Те, кто будет делать так, получат благодарность богов, и, кроме того, им достанется добыча, потому что на всех было что-нибудь ценное, а на некоторых много.
Я полагаю, что теперь власть в стране принадлежит нам, буду ли я хорошо управлять ею или плохо. И божья воля, чтобы мы были теперь миролюбивы и справедливы. Вам, моим людям, я хочу сказать: боги да возблагодарят вас за то, что вы так преданно следовали за мной. Я тоже отблагодарю вас всеми средствами, которые есть в моем распоряжении. Хорошо знать, что владения и добро, которое принадлежало этим богачам, лежащим здесь на берегу, получите вы, и вдобавок лучших невест, какие есть в этой битве, но вы приобрели и завистников, их мы должны беречься, а боги да берегут нас всех!»
По неписаной традиции рассказчики обычно заканчивали повествование на этом, но Сава сказала:
— Говори дальше, Стенхе.
И Стенхе рассказывал, как аоликану и местные жители находили в море мертвых и хоронили и как нашли тело короля Ольтари. Его легко можно было узнать: лицо его не изменилось, румянец не сошел со щек, и оно не окоченело.
Был приготовлен гроб. Но прежде, чем тело короля было завернуто в саван, те, кто раньше знал его, стали подходить к гробу и опознавать его, чтобы потом свидетельствовать о его смерти, если бы жители Нарома стали утверждать, что король Ольтари жив, и подняли восстание.
Тело короля Ольтари обрядили к погребению, и он был похоронен в храме Тварно вне алтаря, перед каменной стеной в южном приделе. Прежде чем тело было положено в гробницу, король Нуверре призвал людей посмотреть на него, чтобы они потом не говорили, что этот самый Ольтари сражался против него позднее. Многие подходили и смотрели на тело, и многие отходили, плача.
Над могилой было сказано много красивых речей. Король тоже произнес длинную речь:
«Мы стоим здесь над могилой достойного человека, которого любили друзья и родичи, хотя нам с ним, двоим родичам, не суждено было жить в согласии. Он был суров ко мне и моим людям. Но боги да простят ему теперь все дурное, в чем он виноват, ибо он был хорошим правителем во многом и украшен родством с королями».
Король Ольтари был человеком простым в обращении и веселым. Как и многие мужи в молодости, он любил вино и женщин, был охотником до игр и был не прочь показать свое превосходство перед другими в ловкости. Он был очень силен, щедр, красноречив, умел повелевать, отлично владел оружием и любил нарядно одеваться. Он был высок ростом, крепок, тонок в поясе, ладен. Лицо казалось красивым, но у него был несколько неприятный рот.
У короля Ольтари было много друзей, и его любил народ в стране. Более всего его поддерживали жители Нарома. Его настолько любили, что, как бы ни было опасно следовать за ним, пока он жил, у него никогда не было недостатка в приверженцах. И впоследствии оказалось, что тем, кто выдавал себя за его сыновей, легко было набирать людей…[1]
Стенхе подумал, стоит ли продолжать дальше. О бухте Домети сказание больше не упоминало.
— Хватит, Стенхе, — сказала Сава, угадав его колебания, а Пайра, все время молча стоявший рядом и внимательно слушавший, подарил хокарэму за рассказанную повесть перстень со своей руки.
Солнце уже закатилось, и теперь быстро темнело. Сава в сопровождении Пайры и хокарэмов вернулась к кострам.
— Много ли я ошибок сделала за сегодняшний день? — спросила Сава Стенхе, когда они остались наедине.
— Мало, госпожа, — ответил тот. — Я бы даже сказал, ни одной, но ты ведь немедленно загордишься, и завтра будет день сплошных ошибок.
— Я постараюсь, чтобы их больше не было.
— Будут, — усмехнулся Стенхе. — К примеру, вот первая. Сава посмотрела на свой только что снятый сапожок:
— В чем дело, Стенхе?
— Майярские дамы сами не раздеваются. Им помогают камеристки.
— Да, им без посторонней помощи ни одеться, ни раздеться, — возразила Сава. — А мне-то что?
— Не положено, сколько тебе говорить. Сава пожала плечами:
— Ну тогда позови ко мне Лавими. А сам иди-ка подальше, надоел!
Назавтра, после молитвы в часовне, караван двинулся вперед. В Лоагне Сава настояла на посещении могилы короля Ольтари. Здесь Стенхе рассказал коротко о деяниях покойного короля; Сава, склонив голову, выслушала, а потом ее караван погрузился на речные ладьи и направился вверх по реке — в Гертвир.
Водное путешествие по Майяру Саве больше понравилось, чем сухопутное. Последнее время, когда они вступили в богатые, сильно заселенные области, ей пришлось оставить привычку ездить верхом. Людские взгляды были невыносимыми, от них не скрывала даже густая вуаль. Саве пришлось забраться в тряскую повозку и сидеть там в духоте и неудобстве. На ладье же она могла позволить себе сидеть на носу, смотреть вперед и распевать песни за компанию с Маву.
Так они и прибыли в город Гертвир, где ей предстояло войти в состав Высочайшего Союза.
Гертвир встретил сургарскую принцессу оживлением. Толпы людей стекались по улицам к месту, где должны были проехать повозки ее каравана. Самой принцессы, разумеется, они не увидели — она пряталась за пологом в повозке, зато горожане вволю рассматривали всадников, сопровождающих принцессу. Помимо людей Пайры и сургарской свиты по дороге от пристани присоединились несколько знатных господ, большей частью сыновья майярских аристократов со своими свитами, все расфранченные по-праздничному, нарядные, веселые — как и надлежит быть в сопровождении молодой дамы.
Маву для такого случая тоже принарядился: начистил до невероятного блеска свои короткие сапожки, надел щегольской узорчатый пояс, тщательно причесался щеткой, смоченной соком дерева рантал, чтобы волосы блестели и отливали под лучами солнца медью.
Стенхе суетное франтовство не признавал, но одежду почистил, а также заставил на ней сиять все пряжки и пряжечки, так что в сравнении с Маву неряхой не выглядел.
А в повозке Савы шли последние приготовления. Дорожное платье она уже сменила на нарядное; теперь камеристка, осторожно пробираясь вокруг разложенного подола, помогала Саве укладывать волосы.
Когда до замка Орвит-Пайер, где Саве предстояло жить в Гертвире, осталось несколько минут езды, произошло несчастье — Сава обнаружила, что сломала ноготь.
