Макс Фрай - Пять имен. Часть 2
Кстати, о соли и других специях: помимо состязания в остроумии и памяти это всегда еще и другая игра, и всегда, разумеется, одна и та же: "Смелый Повар или Храбрый Кулинар", и гадать, кто именно из двоих играющих будет Смелый Повар, не приходится.
Есть только одна игра, в которую Драконы играют охотнее, чем в бисер.
Она называется "У меня есть то, чего нет у тебя". Суть ее заключается в том, чтобы как можно дольше держать Дракона в неведенье о чем-то таком, чего у него нет, а это, знаете ли, не так-то просто, потому что в большинстве случаев Дракон в состоянии заполучить все, что в состоянии назвать. Результатом иногда служат удивительнейшие гибриды уже существующих вещей, что не так интересно, и уж совсем редко — вещи, которые получают имя и существование в процессе этой игры. Но поскольку все Драконы талантливые филологи, обыграть их в эту игру практически невозможно. Убогая, хромая на все конечности нежить за результат не считается, по правилам игры результат должен продолжать самостоятельное существование без поддержки Дракона — на самом деле, вовсе без чьей-либо поддержки — так, словно он всегда был приписан к этому миру. Имеет смысл хотя бы умозрительно потренироваться в создании таких вещей, прежде чем идти играть.
Ну, и совет напоследок: отправляясь к Дракону, возьмите с собой хотя бы парочку апельсинов. Драконы очень любят апельсины. Но совершенно не умеют их чистить.
2
— М-м… это что — хвост у меня такой? Это не мой хвост, это какая-то ящерица потеряла!
— Убери морду у меня из-под руки.
— А глаза у меня светятся, а ты что делаешь?
— Дуракам половину работы не показывают! Убери морду! Поди на кухню, съешь чего-нибудь.
Хлопок холодильника, хихиканье.
— Тут такая колбаса интересная! Штопором!
— Ну так съешь ее! — кричу, не оборачиваясь. Хвост не выходит, это правда. Зато вот морда удалась, и ушки, и гривка.
Возвращается, стуча когтями, даже сквозь ковры слышно.
— А у меня на чешуе вот тут вот, — изгибается, показывает, — лиловатый блик! Ты его нарисуешь?
— Я сказал — морду у меня из-под руки! Займись чем-нибудь, хоть «Властелина Колец» посмотри.
— Фу, там драконов нету!
— Тогда «Шрека»! И не суйся мне больше под руку!
Дуется, уходит к телевизору. Я слышу, как скрипит наш многострадальный диван под его тяжестью. Потом идет вступительная песенка — "фла-аин дра-а-а-агонс!" — ага, еще лучше, «Полет дракона», прекрасный мультик. На час-полтора это его займет.
Это просто мука-мученическая — драконов рисовать. Они никогда не довольны, то ли дело единороги. Те-то прекрасно знают, что всегда останутся лучше любой картинки — и только снисходительно фыркают.
А ведь собирался кошку нарисовать. Ко-ошечку…
3
Это вовсе не тайна, но знают ее очень немногие, так уж получилось.
Драконы — не люди. Их способ любить и заниматься любовью сильно отличается от человеческого. Непосредственно в процессе они тесно сплетаются телами, чтобы закрыть сильной чешуей спины уязвимые места, вскрывают грудную клетку и обмениваются сердцами. Каждый половозрелый дракон имеет по крайней мере три сердца, и с годами их обычно становится все больше. Если партнер избран надолго, чужое сердце так и остается у него в груди, что приводит к тяжелым, но естественным для дракона обязательствам.
Бывает, что человеческие колдуны, — те, у которых амбиций куда больше, чем ума, — пытаются таким образом достать себе второе сердце. Прикидываются драконом, отводят какому-нибудь молодому ящеру глаза, а потом сбегают буквально из объятий, к досаде и недоумению влюбленного. Впрочем, рано или поздно обманутый дракон их находит. Или какой-нибудь другой дракон — новости среди них распространяются быстро, а забывать они не умеют. И тогда колдун остается вовсе без сердца, не то что с двумя. Кое-кто даже выживает после такой переделки, но представляет после этого опасность только человечьему племени, а до людей драконам обычно нет дела.
Но есть и такие люди, которые готовы сами отдать свое единственное сердце. Ничего, кроме решимости и любви, для этого не нужно, драконья магия — очень сильная вещь.
И после этого ходят, как обычно — с одним сердцем.
Но драконьим.
кошки и другие предметы быта
сказочка про козявочку
Как только гаснет свет, моль начинает уговаривать кошку.
— Ну, пожалуйста, — тянет она, — открой холодильник, ну что тебе стоит-то.
Самой ей не справиться с тяжелой дверцей, она уже бледная от голода, кошке жаль ее, никчемницу, но расстаться с теплой батареей жаль еще больше.
— О-ой, — стонет кошка. — Нету там ничего…
— Пожалуйста-пожалуйста, — зудит моль и начинает отрывисто кашлять. Потом складывает крылья и без сил падает на паркет.
— О-ой, — снова стонет кошка, долго прощается с батареей, наконец спрыгивает и идет к шкафу. Моль немедленно оживает, скачет следом, выписывает круги от нетерпения.
Но в шкафу и в самом деле одна синтетика. Аккуратно развешанная на плечиках, немнущаяся, несъедобная.
— Ну, видишь, — говорит кошка сочувственно.
— А в морозилке?
— Нет уж, туда я не полезу.
Моль снова артистически падает на паркет. Кошка вздыхает, оценивает расстояние до дивана. Потом вспрыгивает на еще теплый монитор, оттуда сигает на приоткрытую дверцу шкафа, цепляется, отчаянно скребет когтями, правой лапой снайперски подцепляет дверцу антресоли, обрушивает какую-то коробку, обрушивается сама, молнией несется под диван, потому что из соседней комнаты уже слышен хозяйский рявк: "Вот блядь!" — и скрип кровати. Хозяин лег в шесть утра, спать ему осталось три часа. Хозяина очень жаль.
Кошка лежит под диваном, вжавшись в пыльный угол и с ненавистью думает: "Чтоб я еще хоть раз!"
Моль запархивает в щель. На антресоли тепло и пахнет шерстью, так сладко пахнет, совсем рядом.
"Шапочка!" — шепчет моль, зарывается в старую шерсть, всхлипывает и впивается зубами.
воротничок
Окончательно я убедился: всему виной немецкая сушилка для белья, эмалево-белая, раскладная, как раз на те пять килограмм, которые вмещает наша стиральная машина.
Потому как пока ее не было, не было и претензий. Веревки на балконе, прищепки, ну да, покурить на свежем воздухе не выйти, и когда развешиваешь пододеяльник, он все норовит вокруг головы обмотаться, но разве это неудобства? Зато балкон имел вид такой, какой положено иметь балкону в питерском доме постройки двадцатилетней давности, то есть кухня уже восемь метров, но коридор и ванная еще три, причем вместе взятые.
