Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 4. Огольцы
Неизвестно, загодочная улыбка юной прелестницы, восхитительное совершенство декольте или напоминание о девизе подействовали, но далее благородные господа слушали, не перебивая. Ясно было, что все, полученные от прекрасных дам распоряжения, они постараются выполнить наилучшим образом. Кастильская Магия Смерти и не таких своевольных субъектов к безоговорочному подчинению приводила.
Посмотрели бы господа на истинное обличье милой девочки Изабели, которое было сокрыто силой Преступной Смерти, может, и раздумали бы подчиняться Лошадницам. И магия бы не помогла.
Но как мила и нежна была юная красотка Изабель! Как благородны и красивы были ее старшие подруги!
***
Сразу после окончания совета в доме публичном, Иван Сермягин поспешил в дом сумасшедший. Скорость, скорость и скорость. Скорость в действиях — прежде всего. Таков был вердикт Лошадниц.
Велено было Ивану Сермягину добиться с нахрапа свидания с загадочным Старцем и новым пациентом Скорбного дома Иваном Семеновичем. Для ускорения дела был выдан князю Сермягину увесистый кошелек с золотыми червонцами и ассигнациями. В даче взяток велено было не скупиться.
Князь — титул славный, к почтению обязывает. Посему двинул Иван прямо к главному доктору заведения, приятному в общении инородцу в золотых очках.
Предложил князь сделать благотворительный взнос на нужды лечебницы. Инородец не отказался: благотворительность — дело почтенное. Спросил чем, в свою очередь, может помочь знатному посетителю. Был немало удивлен, когда князь предложил удвоить сумму взноса, выдав ее в полное личное распоряжение доктора, если позволит он на некоторое время вывезти двух больных в закрытой карете для беседы с важными лицами, поручившими ему, князю, это деликатнейшее дело.
Доктор был возмущен. Князь, не привычный к подобного рода интригам, тоже смутился, но не отступал: крепко уже держала его и его друзей злая Кастильская Магия!
Доктор понемногу успокоился, от мзды для себя лично отказался. Князя даже пожалел, видя искреннее смущение молодого человека. Разрешил короткий визит к названным Сермягиным больным.
Первым посетил князь помрачившегося умом преподавателя женской гимназии Ивана Семеновича Козловского. Иван Семенович трудился в больничной оранжерее, вовсе не походил на умалишенного.
После краткого представления и обмена обязательными среди воспитанных людей любезностями князь начал задавать предложенные Лошадницами вопросы.
— Позвольте спросить, Иван Семенович, а не были ли Вы ранее, до злополучного происшествия на Чистом Озере, знакомы с тем почтенным господином, что требовал у Вас немедленной сатисфакции?
— Помилуйте, князь! Их Сиятельство — человек военный. И летами меня много старше — во французской компании участвовал. А я все по гражданской части. Учительствовал вот. Пока разумом не повредился.
А Их Сиятельство милейшим, между прочим, человеком оказался! Да вот извольте, он сам пожаловать во вверенный моим заботам цветник надумал.
Князя такой оборот вполне устраивал. Не надо теперь искать Старца, любившего бродить по обширной территории больничного парка, похожего более на настоящий сосновый лес.
— Кто таков? — Сурово вопросил Лев Николаевич. — Звание, чин, где служили, к каким наградам представлены?
— Князь Иван Сермягин. По гражданской части.
— Знаю твой род — одни бездельники! На пророчество древнего Волхва веками уповали. Стало быть, ты не по гражданской, а по лошадинной части трудишься. — Старец разразился обидным для Сермягина смехом.
— Позвольте довести до Вашего сведения, что насмешек над своим родом не потерплю. Не ваши бы преклонные лета, обязательно потребовал немедленного поединка. Учитывая же Вашу старческую немощь и явное безумие, вынужден от законного права отказаться.
— А ты молодец, хоть и штатский! Ловко меня на место поставил. Что греха таить — болен разумом, признаю. Вот и глаголю несообразное. Прости, князь, и зла на старого безумца не держи. Скажи-ка лучше. Зачем пожаловал?
— Велено мне беседы побеседовать с Вашим Сиятельством и Иваном Семеновичем.
— Так беседуй. А кто же это такому знатному российскому дворянину приказать мог. Не Высочайшим ли повелением направлен? Может, вышло, наконец, постановление, меня из умалишенных освободить и ко двору доставить?
Прямо тогда передай — не поеду! Нельзя мне двору, многое в Империи спутается, если меня ко двору…ко двору — никак! Нельзя ко двору!
«Совсем болен. Худо дело. Вон, в какое нервное возбуждение пришел. Такому и вопросы задавать резону нет. Ясно, что для предприятия Лошадниц он не помеха. А собственно, это их как раз и интересовало. На то и вопросы их направлены были».
Гимназический учитель тоже в рассуждении о безопасности для испанских дам был не интересен. Иван с чувством выполненного долга попрощался с новыми знакомыми. Зашел еще раз к доктору и честь честью оформил на благотворительные нужды ту сумму, которая изначально отпускалась на подкуп инородца — не обеднеют дамочки, если на мировое господство посягают!
Тяжко было в голове и на душе у князя. Магия понуждала бездумно исполнять поручения преступниц. Сведения, полученные от Лилии, требовали противодействовать замыслам коварных испанок.
***
Господа французы тоже без дела не сидели. Лошадницам надо было перед началом завершающего этапа авантюры планетарного масштаба иметь абсолютную уверенность в крепости своих тылов. Не хватало, чтоб по милости какого-нибудь убогого туземца или выжившего из ума Их Сиятельства произошла осечка. Такое не прощается. Особенно их Хозяйкой.
Опять смущенные и стесненные нелепой филерской одеждой вышли господа мушкетеры на свои наблюдательные посты. Одно утешало: контесса клятвенно заверила господ, что это последний выход — рекогносцировка перед решающими действиями.
Вообще-то своих невольных пособников в дела мирового масштаба дамы посвящать не стремились. Не мужского ума это дело. Особенно не французского и не мушкетерского. Для наблюдения и разведки годны, а для анализа — не особенно.
Выслали Лошадницы наблюдение, но не очень надеялись на успех. Это что касалось таинственной девицы Лилии. Ее и постоянные осведомители, бывало, десятилетиями не могли засечь, а то, словно нарочно, начинала им глаза мозолить, все такая же юная. Это наводило на подозрения, что прознала девица про тайные дела, творимые Лошадницами. А что тайна вечной молодости Лилии ведома, тут, как говорится, на лице все написано.
Невдомек было госпожам, что просто так можно жить и не стареть, если в молодости дорогую, но честную цену, подобно Лилии, заплатить. Они-то только за преступную свою деятельность милости от Хозяйки получали.
