Токацин - Чёрная река
— Драконы и огромные ящерицы! — шёпотом рассказывала Кессе Сима, озираясь по сторонам. — У них есть драконы, дышащие огнём! Речник Фрисс говорил… они даже сармата убили, и он не отбился!
— Тогда нам несладко придётся, — хмурилась Кесса. — Если уж сармат не выстоял, с их-то оружием…
Призраки из Зеркала будто испугались нашествия — стекло притворялось обычным и исправно отражало всех, кто подходил к нему. И когда Кесса утром вынесла его на берег, в нём отразились тёмные волны и белые скалы… и рослое существо в синей чешуе. Оно висело на обломке ветви, торчащем из причала Фирлисов, и раскачивалось на двух лапах, разминая кости. Обернувшись на шаги, оно спрыгнуло на берег и пошло к груде сушняка у пещеры. Там лежали большие, кое-как рассечённые на куски стебли с ветками и листьями, а рядом, на плоском камне — нарубленные поленца и чурки и охапки сухих листьев. Ингейн достал из обрубка топорик и, поставив стоймя один из стеблей, принялся отсекать от него мелкие веточки. Кесса изумлённо мигнула.
— У вас всегда такая высокая трава? — спросил хеск, разглядывая стебель со всех сторон. Кесса ещё раз мигнула, прежде чем поняла, что он говорит с ней.
— Да, — кивнула она. — С — тогда — Река пришла сюда. Раньше она текла там…
Кесса указала на белый обрыв.
— Это всё было песком и грязью. А теперь тут скала… и Высокая Трава.
Она с трудом подбирала слова на Вейронке — говорить с хесками ей раньше не приходилось. Но Ингейн понял, задумчиво посмотрел на скалы и снова подобрал стебель.
— Это — какое растение? Как назвать? — спросил он, выговаривая слова чётко, чуть ли не по буквам.
— Это Орлис. Ор-лис, — так же проговорила Кесса. — Он очень высокий. Во-о-от такой, как скала.
— Орлис, — повторил Ингейн, растирая в ладони листья и поднося к носу. — Это едят?
«Он опять голодный?» — встревожилась Кесса и посмотрела на грудь существа — там, где недавно в чешуе зияли прорехи, блестел ровный строй синих щитков, и уже не понять было, где пролегла рана.
— Листья варят и пьют воду, — ответила она. — Семена… шкурку семян… едят. Это вкусно. Называется «тама».
— Тама? — переспросил хеск с нарастающим интересом. — Это острое? Пряность?
— Да, да! — закивала Кесса. — У нас есть. Принести?
— Хаэй! — вниз по тропе, широко шагая с камня на камень, спускалась Эмма. — Что там за беда? Что случилось?
— Ничего! — крикнула Кесса. — Я рассказываю Ингейну о растениях! Ингейн, ты не был магом там, в Хессе?
Гребень на затылке демона приподнялся и снова опустился.
— Я сейчас маг. И ещё буду, — отозвался он, приоткрывая пасть с острыми передними зубами.
— С дровами ты разобрался? — спросила Эмма, оглядывая груду поленьев. — Тогда хватит. Тебе надо посмотреть, кто и как тут живёт. Ты запомнил, где чья пещера? Вот, походи теперь вдоль берега. Там ловят рыбу. А там стреляют из лука. Там пещерки, где солят рыбу. А там варят кислуху.
— Это отрава, — хеск снова показал зубы. Эмма возвела глаза к небу.
— Можно мне показать Ингейну участок? — вмешалась Кесса. — Я присмотрю, чтобы его не обидели!
Чешуйчатый хеск посмотрел на неё с высоты своего роста. Эмма усмехнулась.
— А покажи, — кивнула она.
…Тем утром Кесса видела, как Ингейн и Речник Фрисс сидят рядом с удочками на причале Фирлисов и говорят о чём-то вполголоса. Близко подойти она не решилась — но, похоже, ничего плохого не было сказано. И к полудню, покончив с дровами, Ингейн вернулся в пещеру Фирлисов, а потом там раздался треск и хруст. Несколько мгновений спустя из пещеры вылетели сердитые Атун и Нарин, за ними выбрался хеск, выкатив на берег самую большую из бочек с кислухой. На ней был намалёван размашистый жёлто-белый знак — «продаётся». Эмма стояла на тропе у пещеры, тянула из ковшика что-то горькое и пахнущее травами, и в её волосах пестрели колдовские перья и лепестки. Кесса, забыв о делах, так и застыла на пороге, и Речнику Фриссу пришлось обходить её.
— Ага, — кивнул он, глядя на бочку и сбегающихся к ней жителей. — Всё правильно. Надо завтра слетать с ним в Лес. Кора, ветки… Там, в пещере, осталось одно гнильё!
— Что делает Ингейн? Ты знаешь? — тихо спросила Кесса.
— Полезное дело, — усмехнулся Речник. — Теперь бы Эмма не подвела. От дурмана нелегко отвязаться, а Ингейн пока что зелья готовить не может…
… «Крогзет, Крогзет,» — Кесса повторяла про себя название далёкой страны, перекатывая его на языке, как медовый шарик. «Крогзет… Далеко, должно быть, эта земля, если даже Речник Фрисс о ней не слышал!»
— Тебе, наверное, непросто будет вернуться домой, — вздохнула Сима. — И скоро ты, Ингейн, отправишься в путь?
— Мне некуда спешить, — хеск разлёгся на примятой траве, щурясь на угасающий костёр. — Два или три больших круга… может, четыре. В Крогзете пока поживут без меня.
— Целых сорок лет?! — Сима недоверчиво покачала головой. — Вы, наверное, долго живёте.
— А как же твои родичи? — осторожно спросила Кесса. — Они не встревожатся, не заскучают? И никто не пойдёт искать тебя?
— А-а, — Ингейн шевельнул спинным гребнем. — Вот о чём ты. Нет… Хвала богам, мой последний выводок уже год как в твёрдой чешуе, и с тех пор я брожу один. И этой весной никто не отложил для меня ни единого яйца. Хвала богам! Три выводка без передышки — это очень напряжно…
Он зевнул, показав острые зубы. Кесса озадаченно мигнула.
— Ингейн! Там, в Крогзете, живут твои дети? А скажи, сколько их? И… — она хотела задать ещё немало вопросов об откладке яиц, но Сима пихнула её в бок и сердито шикнула.
— Э-уэх, — Ингейн, зевнув, помотал головой и кое-как свёл глаза в одну точку. — Четверо. Теперь хочу отдохнуть.
Кесса и Сима переглянулись и удивлённо присвистнули.
— Это много, — кивнула Кесса. — А твои жёны и дети не разозлятся, что ты живёшь с Эммой? Если кто-то надумает навредить ей…
Теперь удивлённо мигнул синий ящер.
— Навредить? Злиться? — он несколько раз сложил и развернул гребень, и на шорох из соседнего спального кокона выглянул заспанный Конен Мейн, но тут же улёгся обратно. — Зачем?
— Ну… чтобы ты вернулся, — неуверенно сказала Сима. Кесса сидела, в задумчивости перебирая травинки. Местность, где жил этот хеск, определённо была очень странной, и его народ — тоже.
— Эмма вылечила меня, — склонил голову Ингейн. — Я теперь отдаю ей долг. Если ей навредят, я должен буду отомстить. И это не поможет моему возвращению. И потом — зачем возвращать меня? Я жив, и я сам туда вернусь, когда придёт время.
— И ты не скучаешь по Крогзету? — осторожно спросила Кесса. — И по живущим там…
