Николай Князев - Владигор. Римская дорога
Приближаясь к Аквилее, Владигор уже знал, что едет туда не только затем, чтобы схватиться с Зевулусом. И пусть то, о чем вещал голос Юпитера в храме, было пока еще смутно и не ясно до конца, но… Он дернул повод и осадил коня. Внезапная мысль показалась ему почти безумной и в то же время верной… Юпитер и Перун суть одно и то же божество!.. Что, если Перун отправлял его сюда отнюдь не для школьных упражнений, а именно ради той цели, о которой поведал Юпитер…
«Миры не должны гибнуть, как не должен пресекаться славный род…» Владигор не был уверен, что эти слова не нашептаны ему чьим-то уверенным голосом.
Он поскакал дальше. Он не мог остановиться… Уже не мог.
Итак, Рим остался далеко позади. Так же, как и пригородные виллы, утопающие в тени сосен, и плантации оливковых деревьев, чьи шарообразные кроны на солнце отливали серебром, и бесчисленные виноградники и дубовые рощи. Теперь дорога пролегала через горный хребет. Появившись на горизонте, горы тут же напомнили ему Синегорье, но вблизи они мало походили на суровый родной пейзаж, подобно тому как ухоженный сад лишь смутно намекает на дикую красоту лесной чащи. Здесь поражало буйство зелени, облепившей каменные уступы. Все было цветисто и ярко. Порой попадались целые мраморные скалы, — то блекло-серые, то испещренные красноватыми прожилками, они посверкивали на изломах, напоминая невзначай о своем благородном происхождении. Один живописный, покрытый зеленью холм сменялся другим, оттесняя своих собратьев к горизонту, в синее далёко, а в нестерпимо ярком небе таяли белые лепестки весенних облаков. Владигор подумал, что в этом краю каждый второй должен родиться поэтом и каждый третий — философом.
Он сидел в небольшой таверне, дожидаясь, пока ему приведут коня и он сможет мчаться дальше. Низкорослая коняга под конец едва плелась и заставила синегорца в который раз вспомнить о Лиходее. К тому же весьма досаждало отсутствие стремян. Коня дал ему жрец Юпитера, шепнув на прощание, что каждые пятнадцать римских миль его будет ждать человек, душой и телом преданный жрецу. Стоит показать перстень с аметистом (выходило — жрец знал о перстне заранее, еще до того, как увидел на пальце Владигора) и шепнуть краткое «Именем Гордианов», как в распоряжение Владигора предоставят свежего коня. Пароль был не особенно хорош, учитывая, что в людном месте их мог услышать охочий до чужого добра доносчик… Владигор предпочел бы использовать свое собственное имя. Но поздно было что-то менять.
Впрочем, фраза — «дожидаясь, пока ему приведут коня» не особенно точна. Вернее, совсем не точна. Каждый раз, когда он спрыгивал с лошади возле очередной почтовой станции, будто из-под земли вырастал человек в белой тоге. Произносились условленные слова, и тут же вольноотпущенник или раб приводил свежего скакуна. Подобная четкость действий поражала Владигора. Сами же римляне не находили в этом ничего удивительного. Скорее беспорядок и хаос могли поразить их. Условленное должно сбываться в назначенный срок.
Владигор съел горячие колбаски и заказал жареного петуха. Хозяин покосился на него с подозрением и потребовал плату вперед. Получив деньги, он тут же удалился на кухню. А трое посетителей таверны, сидевшие в углу и чего-то ожидавшие, пристально посмотрели на Владигора.
«Не засада ли», — подумал синегорец с тревогой.
Впрочем, эти трое мало походили на бойцов — низкорослые и худые, в застиранных, потерявших первоначальный цвет туниках. Они о чем-то тихо переговаривались, всякий раз косясь на Владигора. Когда же хозяин таверны принес блюдо, они, уже не скрываясь, в открытую уставились на синегорца. Можно было подумать, что они в первый раз видят человека, который ест жареного петуха.
— А ну марш отсюда! — крикнул хозяин, замахиваясь на молчаливую троицу здоровенным кулачищем.
Посетители молча поднялись и поспешно вышли.
«А ведь они просто-напросто голодны…» — подумал Владигор.
Прихватив недоеденную птицу с собой, он вышел из таверны, но тех троих уже нигде не было видно. Зато возле дверей прямо на земле сидела какая-то женщина с детьми. Владигор положил недоеденного петуха в протянутые детские ладони.
— Спасибо, доминус… — пробормотал мальчик.
Неведомо откуда нахлынувшая толпа окружила Владигора.
— Посланец сената!..
— Это варвар, солдат, разве не видишь? Значит, от Максимина!..
— Смерть Максимину!..
Владигор попытался протиснуться к коновязи, где его ждал человек со свежей лошадью, но толпа сомкнулась вокруг плотным кольцом и не желала пропускать.
— Шпион Максимина!
— Бей его!
Несколько камней полетело во Владигора. Если бы он не успел отскочить в сторону, то пущенный чей-то сильной рукой камень разбил бы ему голову. Дело принимало нешуточный оборот. Боясь, что его ломаная латынь может лишь усилить недоверие, Владигор, ни слова не говоря, кинулся в толпу, надеясь прорваться. Толпа подалась, уступая его силе, и он бросился бежать, но люди тут же с воплями устремились за ним следом. Вновь полетели камни. Как ни уворачивался Владигор, один из них угодил в ногу, второй в плечо, и он едва не упал.
— Стойте! — закричал старик в белой тоге, выставляя вперед руки, чтобы остановить преследователей. — Этот человек приехал из Рима! Он не может быть посланцем Максимина.
— Ага, из Рима… — подтвердил кто-то из стоящих в толпе.
— Рим не признает власти Максимина! — напомнил заступник Владигора.
Толпа разочарованно вздохнула и отступила.
— Идем скорее, — сказал незнакомец, увлекая Владигора за собой. — Они будто с ума посходили, едва услышали имя Максимина.
— А в чем дело? Что случилось? — Владигор уже сидел верхом на приготовленном для него скакуне.
— Люди Максимина конфисковали городские деньги, предназначенные для закупки хлеба и на проведение игр, а затем забрали из храмов все мало-мальски ценное. Теперь горожане в прямом смысле умирают с голоду…
Владигор оглянулся. Толпа молча смотрела на него. Наверное, он должен был им что-то сказать, но он не знал — что… «Я, ваш князь, помогу вам…» — мог бы он пообещать жителям Ладора, если бы они вот так же молча и скорбно глядели на своего правителя. Но этим людям ему нечего было сказать. Он ударил пятками коня и ускакал…
Глава 7
БЕЗУМНЫЙ РИМ
Сенатор Домиций заканчивал обед — рабы уже подали ему фрукты и миндальное печенье, когда в триклиний без всяких церемоний вступил сенатор Векций Савин. Он был в новой, еще ни разу не стиранной тоге — сразу видно, что шел на важное собрание и по дороге заглянул к приятелю.
