Луиза Тичнер - Зеленый огонь
— Но все же ваше соперничество было дружеским?
— Иногда это было так, поскольку мы росли как братья, — Тропос пожал плечами. — Но иногда… Гордость и дерзость были главными недостатками Фэйрина, а в те времена я был таким же, как он. Ни одному из нас не нравилась мысль о том, что другой может быть сильнее или могущественнее.
Арант понимающе кивнул. Чувство соперничества было ему хорошо знакомо.
— Что же случилось потом? — спросил он.
— Потом наступило время, когда наши учителя отправили нашу группу на испытания.
Мы должны были прожить пять лет в миру, прежде чем вернуться в Пенито. Каждый из нас должен был за это время отыскать свою судьбу, но мы с Фэйрином оба поклялись вернуться в крепость в конце наших странствований. Я ни на миг не задумался о том, чтобы пожелать себе иного жребия. Я не медля отправился ко двору твоего отца и был при нем весь назначенный срок, совершенствуясь в своем искусстве, а затем отправился обратно в Пенито через весь Полуостров.
Арант скрипнул зубами:
— Мне очень хорошо известно, каким образом Фэйрин распорядился тем временем, которое ему было отпущено. Он покровительствовал Броуну и надоумил его обокрасть всех доуми, чтобы стать королем, владыкой всего Полуострова.
— Да, он действительно все это сделал, но еще до того Фэйрин влюбился.
— Влюбился? — Арант вздрогнул, как громом пораженный. — В кого?
— В Ниому, в доуми воды Полуострова.
Взлохмаченные рыжие брови принца поползли вверх.
— Никогда не слышал об этом.
Тропос подошел к стене, остановился и медленно повернулся лицом к Аранту:
— Мало кто знал об этом, принц. Даже я никогда не видел ее во всей ее красоте, пока она была молода, но те, кому выпало это счастье, клялись, что она и в самом деле была неотразимой красавицей.
— Должно быть, она действительно представляла собой лакомый кусочек, если на нее польстился такой хладнокровный пустынник, как Фэйрин!
— В те времена он был куда моложе и вовсе не так хладнокровен, — сухо опроверг его Тропос. — Ниома не была для него лакомым кусочком. Он влюбился в нее глубоко и страстно, а она была чересчур легкомысленна, чтобы ответить ему взаимностью. Когда его попытки утомили ее, она отвергла его и жестоко над ним насмеялась.
Арант уже довольно давно успокоился после упражнений с манекеном, однако теперь он снова залился краской, на этот раз от удовольствия. Сделав несколько шагов, он приблизился к колдуну.
— Вот теперь мне стало понятно, почему он натравил Броуна на доуми. Он жаждал мести. — Принц стьюритов принялся играть желваками на скулах. — Но как тебе удалось узнать все эти подробности?
— Никакой магии, принц, если тебя это интересует. Я знаю это со слов самого Фэйрина. По дороге в Пенито мы встретились с ним у подножья гор и дальше пошли вместе. Не могу сказать, что он был приятным попутчиком. Он был подавлен и сильно расстроен, в то время как все во мне пело и звенело от радости. Я был так рад, что возвращаюсь в Пенито, что не обратил должного внимания на то, в каком состоянии находится мой приятель. И вот тогда-то это и произошло…
— Что? — нетерпеливо спросил Арант, в предвкушении облизывая свои мясистые губы.
— Мы встретили Ниому — морщинистую старуху, у которой больше не было ее зеленого камня, который давал ей жизненные силы и молодость. Она медленно брела к тому озеру, куда ходят умирать водные доуми. Мы крадучись пошли за ней и видели, как воды Омута сомкнулись над ее головой. Увидев это, Фэйрин совсем расклеился, расплакался у меня на плече и выложил мне всю историю. К сожалению, я не высказал ему должного сочувствия .
— Нет? — рассмеялся Арант.
Выражение лица Тропоса, напротив, стало еще более мрачным.
— Я был молод и ни разу не видел Ниому молодой и прекрасной. Перед моими глазами все еще стояла морщинистая, беззубая старуха, и мысль о том, что мой соперник до безумия влюблен в подобное уродливое существо, подвигла меня на то, чтобы начать подтрунивать над ним. Фэйрин отреагировал на мои шутки внезапно и с бешеной яростью, которая так свойственна его характеру. Прежде чем я сумел защититься, он сбросил меня со скалы и оставил лежать на камнях, посчитав меня мертвым. Моя скрюченная спина — результат этого падения.
— Но ты не умер.
— Нет, — Тропос покачал головой. — Меня подобрала и выходила Дриона, так что на вид я был почти здоров. Однако к тому времени, когда я настолько оправился, что мог путешествовать дальше, возвращаться в Пенито было уже поздно — назначенный день давно прошел. Ворота Пенито закрылись для меня навсегда. С тем я вернулся в замок твоего отца, и с тех пор я здесь.
— Совершенствуя свое искусство и печально размышляя над своими увечьями, — цинично прокомментировал Арант.
Тропос еле заметно улыбнулся:
— Пока Дриона выхаживала меня, она взяла с меня слово, что однажды я помогу ей вернуть ее камень. Конечно, тогда я был настолько болен, что мог обещать леди все, что угодно. В последнее время я много раздумывал над этим обещанием и пришел к выводу, что, пожалуй, настала пора его сдержать.
— Понятно. Но ты, кажется, сказал, что хочешь дать мне в подарок три знака своей верности. Твой рассказ о Фэйрине — первый из них. Каковы же остальные два?
Тропос проницательно взглянул на принца:
— Согласишься ли ты тогда следовать тому, что скажу тебе я?
Принц немного поколебался, потом кивнул своей рыжей головой:
— Да. Пока наши цели совпадают, я буду выполнять все твои указания и инструкции.
— Очень хорошо. Тогда вот тебе мой второй дар. Недавно я получил известие от Дрионы и Тауниса. Они хотели бы видеть в нас союзников в борьбе против Броуна.
Зеленые глаза Аранта вспыхнули.
— А третий?
— Третий мой подарок, должно быть, самый интересный. Это — одна молодая девушка, которая, словно кукушка, свила себе гнездышко при дворе короля Броуна. Эту девушку зовут Ривен.
ГЛАВА 6
Броун отсутствовал в Плэйте уже целых шесть дней, когда пришла весть о том, что его желает видеть посольство стьюритов. Йербо, рассерженный и обеспокоенный необъяснимой выходкой своего сына, которая имела столь трагические последствия, надеялся загладить инцидент. Йербо не мог приехать сам и поэтому хотел, чтобы посольство возглавила его одиннадцатилетняя дочь Фидасия.
— Наконец-то ты увидишь мою нареченную, — с грустной улыбкой сказал Броун матери. Король со своей матерью только что позавтракали и теперь коротали время за кружечкой подогретого сидра. С тех пор как Броун возвратился из похода на Акьюму, он проводил в Зелете гораздо больше времени, чем раньше. Ему не пришлось убеждать королеву-мать, чтобы она позволила Ривен вернуться к своим обязанностям придворного музыканта, и после обеда, если они обедали вместе,
