Андрей Мартьянов - Странник
— Куратор?.. — не без отвращения сказал Славик. — Толстомясая бюрократическая гадина, обязательно член «Единой России», хапуга и бестолочь, которая будет воображать себя начальником !
— На минуточку: незачем считать меня конченным идиотом. Условия кураторства оговорены: никаких ценных указаний, инструкций и руководства. Только надзор и охрана. Мы сами себе хозяева. Устраивает?
— Не верю. Если представитель государства влезает в частное дело, он обязательно изгадит всё, до чего сумеет дотянуться!
— Клянусь, я никому не позволю «дотягиваться». Веришь? Слушайте дальше: видимо я произвел благоприятное впечатление, кроме того он изучил мое досье и в курсе некоторых авантюр Грау, проходивших при моему участии. Понял, что имеет дело с профессионалом.
— От скромности ты точно не умрешь, — заметил Славик.
— Я вообще никогда не умру, не научен. Это первое. Второе: мне позволили ознакомиться с закрытыми документами по «червоточинам» эпохи пятидесятых-восьмидесятых годов. Часть бумаг за подписями таких титанов как академик Курчатов, Фриц Ланге и Юлий Харитон. В основном теоретические наброски. А теперь, дорогие мои, держитесь покрепче за что-нибудь твердое. Мне передали контакты двух независимых аргусов в Германии, тех самых, которых выбрал преемниками Вольф Мессинг, и посоветовали обратиться к ним за консультацией...
— Не до конца поняла, в чем цимес, — сказала Алёна. — Гарант по молодости работал в ГДР, могли остаться связи, госбезопасность спокон веку присматривала за аномалиями.
— У вас есть теплая одежда, Алёна Дмитриевна? Очень теплая? Пуховик, унты? Прекрасно, сходим сегодня в магазин и купим. Славик, нас двоих это тоже касается. Послезавтра мы вылетаем в Йоханнесбург, чартер я заказал.
— Куда? — поперхнулся Славик. — Йоханнесбург?
— Именно. Южно-Африканская республика. Дозаправимся и поедем дальше на юг. Первоначальная цель — чилийская антарктическая станция «Эскудеро», там есть хорошая посадочная полоса. Оттуда вертолетом на немецкую станцию «Ноймайер», Земля Королевы Мод.
— Кажется, я начинаю догадываться, — Алёна осторожно поставила чашку с недопитым кофе на стол. — Названия «Эльчо» и «Эскудеро» связаны с путешествиями барона фон Фальц-Фейна, не раз бывавшего в Антарктиде. Спрашивается, зачем старый Хранитель в столь преклонном возрасте ездил на другой конец планеты? На пингвинов и морских львов посмотреть? Сомнительно. Там есть Двери?
— Конечно. Как и на любом континенте Земли. В Берлине мне обещали, что в Антарктике ответят на часть интересующих нас вопросов. Кто именно, не уточнили, просто написали письма с рекомендациями.
Иван вытащил из внутреннего кармана два запечатанных почтовых конверта с эмблемами в виде медведя — герба Берлина.
— Знаете что? — сказал он. — Меня не оставляет ощущение, что очень скоро мы прикоснемся к одной из самых невероятных тайн двадцатого столетия. Тайн, напрямую связанных с «червоточинами» и известных крайне ограниченному кругу людей. Впрочем, я могу и ошибаться... Славик, ты до сих пор разочаровываешься в профессии аргуса?
— Кто тебе сказал?
— Это недвусмысленно читается по твоей кислой физиономии. Ладно, замнем. Как вы проводили время без меня? Надеюсь, с пользой для души и тела?
— Наняли нового сотрудника, — тотчас наябедничал Славик. — Алёна, расскажи!
* * *
Спустя пять с небольшим часов на той стороне можно было наблюдать пасторальную картину: вся компания устроилась в тенечке у края полянки, постелив на траву пенолитовые коврики. Едва заметно дымили угольки костра, над которым жарились два зайца-русака павших жертвами охотничьих талантов Ивана: достаточно было зарядить «Сайгу» дробью и отлучиться на пятнадцать минут в лес. Основное меню дополнялось невиданными в IX веке помидорами, огурчиками, красным вином из «Гастронома» на Гороховой и черным хлебом. Вкусная и здоровая пища.
День стоял солнечный и теплый, погода самая замечательная. Торчащие неподалеку поганые идолища обозревали окрестности незрячими глазами. Господа концессионеры отдыхали, не забывая при этом поглядывать по сторонам: туземцы забредают сюда редко, но давеча забитый на «капище» козел свидетельствовал, что люди в дельте Ньо появляются...
Кельт был единственным из всей четверки, кто выказывал открытую нервозность. Еще бы — какой человек в здравом уме и трезвой памяти поверит в существование локальных «дыр» в пространстве-времени, способных отправить тебя почти на тысячу двести лет назад? Впрочем, на воздействие галлюциногенов, сон или гипноз это не похоже: все до единого органы чувств упрямо твердят, что березы с соснами, валуны, клевер, огонь костра и освежеванные зайцы устрашающе реальны.
И, конечно же, никакие это не технические эффекты — современная аппаратура не способна создавать настолько могучие иллюзии. Хочешь не хочешь, придется верить.
Инициатива подвергнуть Кельта испытанию «червоточиной» принадлежала Ивану. Зачем ломать голову и выдумывать сомнительные объяснения — мол косточки случайно отыскались в бабушкином чулане? Клин клином вышибают, а сила, брат, в правде!
Правду же, как указывал на страницах своего романа великий русский писатель Михаил Булгаков, говорить легко и приятно. Знал, о чем пишет, поскольку совмещал литературную и театральную деятельность с незаметной профессией аргуса одной из московских Дверей — поэтому-то в опасном 1937 году тронуть его не посмели: распоряжение с самого верха, на личном деле рукою Ого-го Кого было высочайше начертано — «Оставить в покое». Хранители неприкосновенны.
...— Булгаков? — Кельт смахнул пот со лба плебейским жестом, ладонью. Вытер пальцы о джинсы. Взялся за серебряную чарочку с вином, отпил. — Кто еще?
— Фельдмаршал Брюс, поэт Василий Жуковский, Александр Грин, — снисходительным тоном ответил Ваня. — Это из наших. По иностранцам достоверно известно о Жане Кокто, Ньютоне, Жюле Верне. Прочее — в области догадок, я к примеру убежден, что аргусом или доверенным помощником неизвестного нам аргуса был некий архитектор по имени Альберт Шпеер, впоследствии министр вооружений и боеприпасов Третьего Рейха. Очень много подозрительных связей и знакомств, Нюрнбергский трибунал проявил к нему редкую снисходительность...
— Оставь, — буркнул Славик. В свете недавнего экстренного визита Ивана в ФРГ поднимать эту тематику не хотелось категорически. Тянуло от событий далекого военного прошлого скверным холодком, нынешний хранитель питерской двери чувствовал ледяное дыхание сороковых годов на уровне подсознания. Недобрая чужая тайна. — Вернемся лучше к нашим баранам...
