Михаэль Пайнкофер - Князь орков
— Поздравляю, ты наконец-то понял это! — угрюмо кивнул Раммар.
— Но… Я так не хочу. Я хочу выполнить поручение колдуна. И чтобы он отдал нам голову Гиргаса, а мы могли вернуться… И если для этого нужно вскарабкаться на эту гору, то… — Бальбок поднял голову и посмотрел на отвесную стену, — …я сделаю это.
— Тупорылый недоумок! — засопел Раммар. — У меня нет ни малейшего желания рисковать своей башкой непонятно зачем.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты никогда не задавался вопросом, почему колдун просто-напросто не пошлет на север своих гномов, чтобы они принесли ему карту?
— Очень просто, — уверенным голосом ответил Бальбок. — Потому что мы, орки, лучше и храбрее, вот почему.
— Чушь! Этот парень нас обманывает! Мы должны таскать из огня каштаны, а он тем временем сидит в своей безопасной крепости и ждет нашего возвращения. Терять ему при этом нечего. Если нам все удастся, то он получит то, что хотел; а если нам не повезет, ему от этого ни холодно ни жарко. Единственные, кому здесь есть, что терять, это мы — потому что кто тебе сказал, что колдун сдержит слово, когда мы передадим ему карту Шакары?
— Он обещал.
— Ты же прекрасно знаешь, что нельзя доверять обещаниям. Орочьим. А человеческим и колдуньим и подавно. С тех пор как мы вышли из крепости Рурака, мы едва не погибли, рухнув со скалы, нас чуть было не сожрал гигантский паук, нас почти поглотили болота и нами едва не пообедал гуль.
— И что?
— Я хочу сказать, что, продолжая двигаться дальше, мы подписываем себе смертный приговор, — пояснил Раммар. — До сих пор нам везло, но везение не может продолжаться вечно. Если же мы уберемся подобру-поздорову, то достигнем Восточных земель прежде, чем Грайшак начнет на нас охоту.
— Ты хочешь бежать? — Бальбок ничего не понимал. — Просто смыться, как последний трус?
— Я хочу выжить, — пояснил Раммар в более мягкой форме, — и восток для этого — самая лучшая возможность. Там люди воюют друг с другом. Говорят, в их наемные войска принимают любого, кто умеет держать в руках оружие и сражаться. Так почему бы им не принять двух отверженных орков?
— Не знаю…
— Тут и думать нечего, — убежденно проговорил Раммар. — Если мы попытаемся взобраться на Северный вал, то велика вероятность, что при этом сломаем себе шеи. И даже если нам будет так же везти и дальше и мы успешно переберемся на ту сторону, то потеряем слишком много времени. До полного кровавля мы должны вернуться в больбоуг. Один только переход через Северный вал займет десять дней, я уже молчу о марше через Белую пустыню. Не хватит времени. Путь через болота продлился дольше, чем я предполагал. Мы не сможем добраться до больбоуга вовремя.
— Но ведь мы должны хотя бы попытаться…
— Зачем? Даже если мы переберемся через горы, на другой стороне нас будут ждать варвары и Белая пустыня. Я уже не говорю об эльфах храма Шакары.
— Грайшаку это не понравится, — заметил Бальбок.
— Знаешь что? Меня ни шнорша не волнует, понравится это Грайшаку или нет. Это ведь не он тут рискует жизнью. Это мы, и у меня не осталось никакого желания продолжать этим заниматься. Сам пускай добывает чертов череп Гиргаса, если это так уж для него важно! А я больше не хочу!
Раммар решительно отвернулся и собрался уходить, сопя от ярости. И тут Бальбок обнаружил кое-что, лежащее между скал прямо у него под ногами. Это был маленький металлический предмет, в котором отражался свет заходящего солнца. Бальбок озадаченно схватил его и поднес к глазам — и его неожиданно накрыл новый всплеск надежды.
— Раммар! — крикнул он вслед своему брату.
— Что еще?
— А если есть возможность найти тропу и быстро перебраться через горы?
— Тогда… тогда дело принимает другой оборот. Но такой возможности просто не существует.
— А ты уверен? — Бальбок поднял предмет, и он снова сверкнул в вечернем свете.
— Что у тебя там? — Раммар вернулся и вырвал предмет у него из лап. Это была маленькая гравированная серебряная пряжка. — Пламя Курула! — вырвалось у него. — Карлики носят такие штуки на сапогах.
— Похоже, будто ее совсем недавно отполировали, — заявил Бальбок. — Долго пролежать здесь она не могла.
— Шнорш! — сплюнул Раммар. — Это означает, что карлики недалеко. Только этих жалких орконенавистников нам и не хватало. Еще одна причина сматываться побыстрее!
— Но, возможно, карлики знают дорогу, — произнес Бальбок.
— Ну и что? Ты хочешь пойти к ним и спросить?
— Нет, не то. Но можно пойти за ними. Может быть, они приведут нас к тропе.
— Может быть, а может и не быть! — шмыгнул носом Раммар. Действительно, карлики знали горы так же хорошо, как свои карманы. С другой стороны, перспектива свести близкое знакомство с карликами не приводила толстяка в восторг. — Не стану я рисковать своим асаром, — проворчал он, — только потому, что тебе опять приспичило строить из себя геро…
Тут брат прервал его на середине фразы.
— Там! — крикнул Бальбок, указывая на северо-восток, где среди грозно возвышающихся гор внезапно сверкнули оранжевые огни.
Костры…
— Это, должно быть, бородатые, — предположил Раммар. — Только карлики могут быть настолько глупы, чтобы разводить костер в таком месте, где его видно со всех сторон.
— Они что, не боятся привлечь внимание врагов?
— Конечно, боятся, но страх темноты еще сильнее, — криво усмехнулся Раммар. — Странное дело — хотя карлики тысячелетиями вгрызаются в камни и землю в поисках сокровищ, а темноты вот выносить не могут. Поэтому они всегда таскают с собой в туннели фонари. — Раммар использовал слово «фонари» из языка людей, поскольку в орочьем языке похожего не было.
— Фонари? — удивленно и огорошено посмотрел на него Бальбок. — Ты имеешь в виду, что карлики не ходят просто в лес, чтобы…
Раммар сердито перебил его.
— Умбал! Я говорю не об отхожем месте, а о фонаре[4] — это такая штука со свечой внутри.
— Да ну! А бывают такие штуки? — Изобретение карликов произвело на Бальбока впечатление.
Раммар кивнул.
— Приспособление для вшивых бог-ухг'хай, которые слишком глупы для того, чтобы держать в лапах факел. Надо бы тебе обновить свои знания человеческого языка, братец. Никогда не помешает знать, о чем болтают между собой бородатые сморчки и вообще все молочноносые.[5] Как хорошо, что у тебя есть я, потому что я великолепно говорю по-человечески.