Пэт Ходжилл - Маска бога
— В замке там или нет, — Каинрон сердилась, — матроны назначили меня ответственной за дерзкую девчонку, и единственная смерть этой ночью в залах была смерть моего кадета. Это мое дело. Черт, да: посылай за лекарем! Можем ли мы рисковать гражданской войной из-за поцарапанного лица?
Брендан прикоснулась к отметинам вокруг своих глаз — их оставили ее собственные ногти в ночной детской.
— Есть кое-что еще, что вам нужно увидеть.
На секунду показалось, что Каинрон собирается остановить ее, но потом она неуклюже отступила в сторону. Брендан наклонилась в несомненно пустом углу и резко откинула что-то. Открылась бледная, переплетенная куча, будто повисшая в футе над полом. Из нее в неразберихе высовывались тонкие ручки, куски туловищ и обмякшая голова мальчика с широко раскрытыми недоумевающими глазами.
— Тридцать три раза проклятие, — тихо сказала Яран после секундного молчания. — Они вернулись. И я была права: кто-то действительно встал на пути Норф.
Но остальные не обратили на нее внимания. Поймав Каинрон на слове, что пропавшая Норф — это ее ответственность, все поспешно разошлись, готовясь охранять собственные помещения от двух оставшихся на свободе незваных гостей.
Брендан осталась, чтобы помочь своей матроне. У той кровь текла из ушей и покрасневших глаз, как алые слезы.
— Прибереги на потом свои вопросы, — хрипло сказала она. — Я все равно их не услышу. И если ты уставилась на меня — прекрати.
Шаг за шагом вслепую спускаясь в нижний зал, она подняла руку, нащупывая то, что раньше могла видеть. Среди потерь этой ночи были и все флаги мертвых на западной стене. Эрулан пропала.
Где-то вне сознания Бренвир начала формироваться брань — наполовину проклятие, наполовину пророчество. Она чувствовала пробуждение фразы, еще не зная, во что она выльется. Потом слова поднялись, как тошнота, — их надо или отрыгнуть, или проглотить. Весь мрак долгой зимы, все отчаяние и безумие…
Она выплюнула:
— Без дома, без рода, без крыши, без корней, кровь и плоть, будь проклята и изгнана!
Ни света, ни звука, никакого облегчения, даже когда ее собственный голос разорвал тишину.
— Эрулан! — закричала она.
Капитан увела ее.
Глава 7
Слова Бренвир, как бывает с подобными проклятиями, разносились, пока не достигли того, кому были предназначены. Четырьмя лестничными пролетами выше им ответил вздох:
— Без крыши, без корней? — и тебе того же, Брендан.
Будь проклята.
Дверь из башни на узкую платформу веревочной дорожки осталась открытой. Теперь же она качнулась, затворяясь. Никого в свое время не остановила мысль о том, что плоская створка не будет вплотную прилегать к изогнутой стене. В крыше покоев Совета зияла зазубренная дыра. Джейм слышала каждое слово, произнесенное там. Фактически она чувствовала, что может свалиться с наклонного ската прямо на головы капитанов, если они в скором времени не заткнутся и не уберутся отсюда. О Трое, эта слабость — только шок или Калистина чем-то отравила лезвие?
И они ушли, на чем свет кляня ее.
Девушка почти упала обратно в кабинет брата и рухнула в его кресло. Техника Сенеты остановила кровотечение. Приемы контроля боли сейчас не были необходимы, но скоро, когда онемение тела пройдет, они понадобятся. Передние зубы, казалось, качались от полупроглоченных Рун Мастера, горло горело как ободранное. Да и щека уже начинала пульсировать. Джейм мрачно прикоснулась к ней. Никаких сомнений: миледи Калистина нанесла ей серьезную рану. Милостивые Трое, а еще эти разговоры о потере лица…
Но это необязательно. Капитан Рандира говорила о ком-то, кто может все привести в порядок. Лекарь из Глуши. Жрец.
Это проблема.
Никто из кенциров не любит собственных жрецов и не доверяет им — не больше, чем богу, которому они служат. Все стараются, насколько возможно, обходить их стороной, за исключением случаев, когда Дом хочет избавиться от мальчика-шанира. Непредвиденный результат — Община Жрецов вобрала в себя большинство шаниров-целителей, которые слишком медленно взрослели, так что их семьи и не осознавали, кого вышвыривают. Лорды иногда соглашались забрать своих лекарей обратно, но им уже не было дано восстановить контроль над ними. Делаясь послушником, мальчик менялся. А посвящение в жрецы изменяло его навсегда.
По крайней мере, если судить по Иштару.
Более того, от одной только мысли о глубоком целении кожа покрывалась мурашками. В сознании каждого человека сокрыт образ его души — метафора его сущности, на которую влияют болезнь или рана. Восстановление образа излечивает тело. Шанир-целитель входит в души людей, чтобы совершить починку, и, возможно, это самая тесная связь, известная Кенцирату.
Проклятие, Джейм никого не подпустит к себе сейчас так близко, пусть даже потом придется всю оставшуюся жизнь носить маску. Не такое уж большое значение она придает своему лицу.
Тут мысли начали расплываться, может, потому, что целительное действие должно обычно заканчиваться дваром, а может, из-за того (что бы это ни было), чем Калистина смазала лезвие бритвы. Девушка засыпала урывками, то видя, то не видя сны. Ужас оказаться беспомощной удерживал от погружения в глубокий двар, который ускорил бы выздоровление, но после которого оставались шрамы. Пробуждаясь и задремывая, она поверх плаща смотрела в чуть кривое бронзовое зеркало, в котором призрачный образ сидел в кресле ее брата.
Еще более нереальными казались два неподвижных отражения — позади, спиной к ней, на балконе в залитой луной пустоте стояли две фигуры. Она даже слышала их голоса, доносящиеся как бы очень издалека: «…Мальчик мой, уже почти рассвело, — говорил один. — Ты совсем не собираешься спать?» — «Собираюсь, — упрямо ответил брат, — когда мое кресло там, за спиной, освободится».
Черт побери, он опять обвиняет ее. Каким-то образом все, что не подвластно ему, становится ее грехом, — этому учил его их отец, Серый Лорд Ганс.
…Хриплый безумный голос Ганса по каплям вливает яд в уши брата: «С тобой все было в порядке, пока не вернулась она, твоя темная половина…»
— Нет, отец! — невнятно, но горячо запротестовала она. — Это ты выгнал меня вон из дома, в Тени. Винить меня нечестно. И это… «…не слишком-то хорошо — жаловаться». — Кажется, кто-то окончил за нее фразу.
Джейм непроизвольно сжалась в кресле. Этот голос, лицемерный, фальшиво-изысканный, в котором сквозили власть и жестокость, она в последний раз слышала его, когда была пленницей в шатре у Водопадов… Калдан, лорд Каинрон. Отражение потемнело, место действия сменилось — теперь это другая тюрьма, где на сырых каменных стенах чадят факелы.
