Галина Ли - Призрачные дороги
Дальнейший бой для Эли прошел как в горячем тумане: вспышки огня, крики раненых, вой разъяренной нежити пьянили юношу сильнее самого крепкого вина. Он словно потерял часть себя, отдал ее кому-то другому, тому самому Грэзу. Все потеряло смысл, кроме черной ауры нежити, кроме желания убивать, кроме ликования безумца, получившего то, о чем мечталось. Магия амулета превратила вчерашнего новобранца в настоящего духа войны, неистовство которого пугало даже товарищей по майджу. В одно из столкновений щит Эли, не выдержав напора нежити, треснул, и в ход пошли кулаки. Кажется, в какой-то момент Грэзу пустил в дело даже зубы.
Когда все закончилось, очнулся Эли не сразу, а только после того, как маг, невнятно пробормотав: "Перестарался", сдернул кулон и строго приказал:
— Выплюнь это немедленно!
Эли послушно выполнил требование сокола, с отвращением обнаружив, что "это" оказалось откушенным ухом вампира. Юноша огляделся, разглядывая распластанные, порубленные тела, и почувствовал невероятную усталость, а еще — пустоту, словно из души выжали все чувства. Это оказалось к лучшему: схватка с нежитью стала не единственным испытанием в тот день… Настоящий ужас начался после боя, когда пришлось добивать раненых товарищей: тех, кого покусали упыри. Павшим сирин сразу отрубили головы, на раненых поставили светящиеся метки. Они показывали, кому жить, а кому умереть. Тех, кого взялись лечить, оказалось намного меньше обреченных на погребальный костер. Об этом объявил колдун, чья татуировка блестела золотыми крыльями стимфы — небесного воина, птицы-духа Верховной богини. Такие метки делали самым сильным магам, приближенным к пророчице.
Услышав приговор раненым драконам, Рои стал сумрачней тучи, но скидывать на плечи чужих магов тяжкое бремя не стал: выстроил выживших, зло выругался и крикнул:
— Мои парни достойны уважения! Они хорошо сражались… Как герои! Наш долг отдать им последнюю честь! Подарить своими руками покой товарищам, пока ублюдок Ансуре не превратил их в ходячие трупы!
Сотник медленно подошел к одному из обреченных, рухнул на колени и стукнул кулаком по левой стороне груди:
— Я отомщу за тебя, брат!
Затем Рои вогнал в его сердце меч, дождался, пока тело перестало биться в агонии, снес голову и тяжело обронил:
— Начинайте…
Ноги Эли словно к земле примерзли. Он не верил, что придется убить тех, кто вчера летел рядом с ним крыло в крыло, с кем хлебал из одного котла. Юноше пришлось напомнить себе, что вампиры, вылезшие из колодца, всего десять дней тому назад тоже были сирин. И что настоящие убийцы сейчас уходят горными тропами, унося за спиной мешки, полные костей.
Грэзу подошел к ближайшему раненому и по примеру командира опустился на колени. Словно в наказание за неизвестные грехи, первым попался парень из стило Эли. Обреченный с ужасом взирал на вчерашнего кумира. Грудь раненого резко вздымалась от частого дыхания, по бледному лбу струился пот, а синеющие губы все повторяли и повторяли: "не надо!".
В этот момент Грэзу возненавидел весь мир, себя самого, а больше всего тех, кто превратил его в убийцу.
— Прости… — прохрипел юноша. — Я отомщу за тебя, брат!
И сделал то, что должно.
"Я отомщу за тебя, брат!" — эхом прокатилось по крепости.
Когда вопли и стоны затихли, Грэзу не выдержал черноты и закричал… Обещая небу, судьбе, демонам и богам, выкрикнул единственное, на что был способен.
— Я буду мстить даже после смерти!!
Крик отразился от скал и ушел в небо, чтобы вернуться невнятным шепотом и хлопаньем невидимых крыльев — бог войны принял клятву.
Рои же, проходя мимо Грэзу, сунул ему в руку серебряное перо:
— Теперь ты командир пятого стило. Пересчитай своих бойцов.
Подсчет получился горьким: из десяти выжили лишь Вэлвиль и сам Эли, остальные… кто сразу пал у колодца, кто умер от мечей соратников. В других стило положение было не лучше — по майджу драконов словно косой прошлись, уцелело чуть больше сорока сирин. Рои заново разбил их на стило. Под крыло Грэзу попали самые горячие юнцы и маг, который дал медальоны. Затем сотник увел свой майдж отдыхать на второй этаж одной из башен.
Как только драконы устроились, Рои пустил по кругу флягу:
— Выпьем за быстрые крылья павших и легкую дорогу к Вратам!
Вино Эли почти не пил, да еще такое крепкое, но на этот раз не отказался. Ему хотелось хоть ненадолго избавиться от жалкого "не надо!", что эхом отдавалось в ушах.
Не одному Эли было погано: белобрысый маг, хлебнув из фляжки, закашлялся, неожиданно уткнулся лицом в худые колени и заплакал. Одергивать его никто не стал.
Сотник только вздохнул:
— Птенец желторотый. И как вас только мамки из-под своего крыла отпустили?
На этот раз Эли с ним согласился. Соколы на вид все казались не старше шестнадцати лет.
Мальчишка же, утерев слезы, буркнул:
— Сирота я.
Затем неожиданно выпростал руку из-под плаща и протянул Эли:
— Меня Яир зовут,
Юноша от рукопожатия отказываться не стал:
— Грэзу.
После боя собственное имя стало чужим. "Эли Ни" — так звали паренька, не знавшего крови. "Грэзу" — это тот, кем он стал. Товарищи по майджу теперь смотрели на Эли и Вэлвиля с опасливым восхищением: татуировки на плечах друзей сами собой поменялись, приобретя металлический блеск. Дракон обзавелся "броней" и шипами, а бог войны пополнил небесную армию новыми бойцами: теперь даже после смерти друзья не попадут во Врата. Они прямиком отправятся в грозную свиту Борра. Пока же товарищи выглядели, как демоны: грязные от пота и пыли, изгвазданные своей и чужой кровью.
— Я верну вам медальоны позже. Доделаю и верну, — неожиданно сказал Яир, отвлекая Грэзу от мрачных мыслей.
Он кивнул и посмотрел в окно, выходящее во двор. Было видно, как поднимаются в небо и сливаются с тучами черные жирные клубы дыма. Священный костер освободил души павших, чтобы они могли добраться до Небесных врат, ведущих в другой, лучший мир, в который путь для Грэзу заказан. Его участь — бродить дорогами войны до последней схватки между богами и демонами, которая испепелит весь мир.
Юноша, вздохнув, растянулся на полу и сразу провалился в сон, больше похожий на беспамятство.
Ближе к вечеру его растолкал Рои, приказал смыть с себя кровь и отправляться в караул. Когда Грэзу стыл на холодном ветру, в крепость прилетел односельчанин. Юноша сразу его узнал. Узнал и вспомнил, что у земляка сын служил в Восточном Зифе.
— Туан ву[8], позвольте мне поговорить с вашим господином, — почтительно, как чужому, поклонился мужчина.
