Артем Каменистый - Время одиночек
Коренастый бородатый мужичек крался вдоль стены. Дверь скрипнула, из темноты избы высунулась старуха, подслеповато уставилась на стрелка, шмыгнула горбатым носом, безумно улыбнулась. Убийца погрозил ей кулаком — дверь тот час захлопнулась. Выглянув из-за угла, он окинул взглядом улицу, нервно осклабился. Девушка медленно шла к кабаку, до нее отсюда было не более трех десятков шагов.
Мужчина поднял свое оружие — железная трубка на массивном деревянном ложе с арбалетным прикладом. Навел ствол, большим пальцем повел спуск вперед. Тлеющий огонек на кончике фитиля коснулся жестяной полочки. Глаза зажмурились от пороховой вспышки, приклад толкнул в плечо, по ушам ударило отрывистым звуком выстрела. В спину магичке понеслись одиннадцать свинцовых шариков.
Ее спасло чудо. Нет, не голос, а именно чудо. Она знала, что сейчас в нее полетят стрелы, но это не заставило ее начать действовать. Как полетят, тогда и начнет. Как обычно. Она успеет. Но не в этот раз — в этот раз она почему-то начала действовать до выстрела. И едва не опоздала.
Мир застыл. Время почти остановилось — струилось каплями там, где прежде ревела река. Одиннадцать металлических шариков несли свой приговор медленно, но неотвратимо. То, что она их видела, не означало, что ей удастся от них уклониться. В этом замедленном мире быстрым оставался лишь ее разум, а вот тело нет — тело оставалось верным законам замедленной вселенной. Даже если каким-то чудом ей удастся уйти с пути смертоносных шариков, тело не выдержит такого страшного ускорения — внутренности оборвутся.
Надо успеть.
Воздух вокруг нее становится тягучим. Будто кисель, будто густая сметана. Мало. Не успевает, шарики уже близко. Ну же! Первые нити начинают свивать вокруг тела свой кокон, переплетаться друг с другом. Побольше, поплотнее — надо очень плотно. Шарики бьют в преграду, сминают ее легко, будто камень выпущенный в подвешенную тряпку. Но кокон не так прост — нити упруги. Они не рвутся, не отступают — они просто растягиваются, пропуская шарики глубже. Эх — не успела! До тела уже считанные миллиметры. Все — шарики бьют в тело, продавливают кожу. Это смерть. Нет. Это конец их движения — упругая ткань кокона больше не растягивается. Шарики начинают двигаться, но уже назад. Она еще поживет. Но сколько же сил на это ушло… Долго она так не протянет.
Надо убивать.
Убийца не видел результатов стрельбы — отшатнувшись от облака порохового дыма, он скользнул обратно за угол. Опустил аркебузу1 прикладом к земле, потянулся к подсумку на поясе, нащупал в нем берестяной цилиндрик с зарядом. Перезарядить оружие стрелок не успел. Зря он так суетился — надо было по сторонам поглядывать, а не сужать мир до размеров дульного среза.
В навозной куче шевельнулись вилы. Добротные вилы — стальные, вечные, не односезонная деревяшка. Странно, что такую достаточно ценную вещь оставили здесь без присмотра. Нравы, конечно, патриархальные, и воровать особо не воруют, но и в соблазн вводить народ никто обычно не желает.
Разбрасывая комки навоза, вилы взмыли над кучей, крутанулись, завалились на бок, молнией прыгнули к стрелку. Стальные зубья пронзили грудь и тонкие бревна избы, четырьмя окровавленными жалами показались из стены. Старуха, потрогав сталь, лизнула палец, беззубый рот раскрылся в безумной улыбке.
Следующий заряд картечи девушка встретила уже во всеоружии — защиту не снимала. Сними она сейчас кокон — и сил на новый уже не останется. Нет уж — будет поддерживать этот.
Стрелок ударил с чердака кабака. Тут же получил сдачи — будто невидимый великан ладонью шлепнул. Крупный мужчина, пробив скат крыши, воющим клубком вылетел на улицу, поднимая фонтаны брызг во встреченных лужах, покатился по земле. Путь его окончился у стены храма, прямиком под кучей бревен, сложенных жителями для сооружения пристройки. Толстые жерди, удерживающие штабель, с хрустом вывернулись из земли. Убийца заорал еще сильнее, и орал до тех пор, пока здоровенный еловый ствол не смял ему череп.
Третьего она успела остановить уже не дав выстрелить. Это было нелегко — ей пришлось сделать то, что делать не нравилось. Грубовато, противно и в ушах потом долго звенит. Хорошо, что дождь недавно прошел — иначе сил бы ушло еще больше. А их практически нет…
Стрелок, высунувшись из-за ствола старой яблони, поднял аркебузу, но навести оружие не успел. Молния ударила ему в затылок, заряд прошел через все тело и левую ногу, стек в мокрую землю через дыру в прохудившемся сапоге. Гром сбил с дерева все плоды — яблоки застучали по земле и дымящемуся телу.
Оставался последний. Он еще не знал, что остался один. Знал бы — драпал уже без оглядки. Оглушительный удар грома застал его врасплох — он инстинктивно ринулся в раскрытые ворота хлева. Что это было? У кого-то ствол разорвало, что ли? Ну и грохот!… Уже внутри, увидев в стене крошечное окошко, радостно ухмыльнулся. Вот из него он и разрядит аркебузу.
Не успел.
С насеста спикировал здоровенный петух, метко клюнул в лоб, шпорами ударил в шею. Отшатнувшись, стрелок потерял равновесие, ноги разъехались на навозе, стараясь не упасть, он резко опустил оружие, воткнул ствол глубоко в зеленую жижу. С фитиля сорвался уголек, полетел вниз, задел струйку рассыпающегося с полки пороха. Сумрак хлева осветила вспышка, ствол аркебузы разорвало. Расходящаяся полоска горячего металла ударила убийцу в бровь, снесла мясо с кости, разворотила глазницу, содрала щеку.
Все. Защиту можно снимать.
Освобожденная сила умирающих нитей кокона ударила по деревне злобным порывом ветра. С головы девушки сорвало капюшон, спутанные волосы затрепетали перед лицом. Неспешно убрав их за спину, она взглянула вперед — на север. Если хватит сил, и враг не придумает способ ее убить, там, через несколько дней, она достигнет леса. Ей станет полегче — лес ее защитит. Она сможет выспаться. И добраться до границы. С перекрашенными волосами, или вовсе в мужчину переоденется. Она спрячется от погони. А потом ударит опять. Это ее жизнь.
Лошади. Четыре лошади. Она не умеет ездить верхом, но все когда-нибудь приходится делать в первый раз. На лошади она сможет передвигаться быстрее. Маги земледельческой службы, правда, всегда странствуют на своих двоих. Встречные будут удивляться… Ничего — от чужого удивления не умирают. Решено — поедет верхом. Одна лошадь даже оседлана — вот ее она и возьмет. Седло, разумеется, мужское, но ей все равно — она в женском тоже никогда не сидела. Она и без седла готова скакать — лишь бы быстрее попасть на север.
"Ты пойдешь на запад".
Ну вот. Как обычно. Составишь простой и красивый план, и тут же приходится от него отказываться. Ненавистный голос… ее проклятие… ее спасение… Что она забыла на западе? Там горы. Горы это ловушка. Ей и здесь, на равнине, нелегко приходится, а каково будет там? Что если ее поймают среди скал? И не четыре стрелка, а четыре десятка? И у всех будет это странное дымящее оружие выпускающая шарики? Нельзя ей туда идти.
