Ольга Погодина - Небесное испытание
Илуге вовсе не возражал против того, чтобы расположиться на пригорке. Признаться, в голову ему как-то сами собой полезли весьма приятные мысли. А здесь, на солнышке… Если остановиться так, чтобы их не заметили, вполне можно заняться тем, чего в последнее время обоим не хватает.
Заехав за сопку так, чтобы их никто не увидел, они расположились на небольшом пригорке, поросшем сплошным ковром каких-то крошечных белых цветов. Илуге безропотно позволил Нарьяне снять с себя халат и безрукавку, как бы ненароком поглаживая девушку свободной рукой по спине и волосам. Они жадно поцеловались, вмиг забыв о цели своего приезда. В безоблачном небе высоко над ними висела какая-то птичка, раздавленные цветы пахли нежно и терпко. Кони, многозначительно фыркая, отошли и принялись щипать сочную молодую травку неподалеку.
Когда спустя какое-то время в состоянии умиротворенного блаженства Нарьяна приподнялась на локте, Илуге улыбался. Ее взгляд упал на его руку и губы искривились:
– И впрямь скверно выглядит. Как сплошной синяк.
Илуге и сам знал. Рука заживала плохо. Рана не затягивалась, из нее сочился гной и сукровица, несмотря на все старания Яниры. Хуже всего, что он все время чувствовал ее, словно тяжелый бесполезный придаток. Пальцы последнее время сгибались плохо.
– Да. Не очень выглядит, – коротко сказал он.
– Надо лечить тебя, – озабоченно произнесла Нарьяна, ощупывая рану, надавливая в разных местах. – Сегодня вернемся, у меня баню запарим. Ивовая кора сейчас в полной силе, надерем ее – и посадим тебя в бочку, у нас большая бочка есть. Посидишь так, потом закутаем в одеяла – и поутру как новенький будешь. Моя бабка так много хворей изгоняла…
И оставить Яниру с Баргузеном на ночь одних? Илуге молча помотал головой и принялся одеваться.
– Дальше поедем или будем тут лежать? – чуть более резко, чем следовало, спросил он.
На лице Нарьяны проступали разочарование и обида. Илуге нарочно повернулся к ней спиной, принялся поправлять подпругу.
– Да наплевать тогда, – закричала она, трясущимися руками натягивая на себя сваленную в груду одежду. – Еще я тебя уговаривать буду! Хоть подохни – жалеть не буду! Чего выставился? Понадоблюсь – сам явишься, понял?
– Понял, – мрачно кивнул Илуге, наблюдая, как она одним плавным, гибким движением взлетает на коня и с места посылает его в галоп – только две длинные косы бьются на ветру.
Тьфу ты, пропасть! Илуге растерянно мял забытую девушкой шапку. И чего она так взбесилась? Разве их поймешь?
Вздохнув, он тоже сел в седло и, не торопясь, потрусил дальше, на поиски приметной полянки. Дело-то все равно доделать надо, вон и торбу припасли…
Он уже отъехал достаточно далеко, следуя по высокому берегу овражка, с другой стороны густо заросшего ивой, когда сзади раздался топот копыт. Нарьяна! Остыла, поди. Илуге внутренне почувствовал облегчение. Не хотелось ссориться, тем более что он так и не понял из-за чего. Подъехав, девушка остановила коня, откинула с лица волосы. Илуге развернул коня ей навстречу, так, что его гнедой и ее буланая кобыла потерлись друг о друга мордами. И примиряюще улыбнулся:
– Я вовсе не хотел тебя обижать.
Ее лицо осветилось улыбкой, а потом вдруг замерло. В какую-то долю мгновения он услышал свист стрелы со стороны ивняка, начал поворачивать голову – и в этот момент Нарьяна, послав коня навстречу, прыгнула с седла, прикрывая его.
– С ума сошла! – заорал Илуге, когда они оба свалились наземь и он больно ударился спиной – так, что у него из легких выбило весь воздух. Он попытался было высвободиться… и увидел оперение стрелы, торчащее у нее в спине.
– Не-е-ет! – Его вопль эхом прокатился по степи. Казалось, даже земля задрожала. Или это дрожало его тело, когда, судорожно дыша, он медленно и осторожно, сжимая девушку в объятиях, повернулся на бок. Ее глаза были закрыты, но кровь изо рта, как бывает в таких случаях, не лилась. Трясущимися руками Илуге коснулся стрелы. Она сидела неглубоко. Даже очень неглубоко. Его пальцы нащупали звенья кольчужки в тот самый момент, когда Нарьяна открыла один глаз. И застонала.
В этот момент Илуге понял все, что чувствует мужчина, когда хочет побить свою женщину. Он отпустил ее и откатился навзничь, сглатывая застрявший в горле комок.
– Илуге! Стреляли в тебя! – прошептала Нарьяна. Ее губы кривились в насмешливой гримасе, но лицо было каким-то серым, неживым. Оперение стрелы все еще тошнотворно торчало у нее из спины. – Я ведь знала, что на мне кольчуга, Ягут сделал. Только не вставай!
– Клянусь, женщина, я сейчас тебе все кости переломаю, – зарычал Илуге, трясясь от запоздалого испуга, облегчения и ярости. Когда они раздевались, он совершенно не запомнил, что именно в тот момент полетело на землю.
– Потом! – Глаза Нарьяны были серьезны. – Он может быть все еще здесь. Кто-то хочет убить тебя, очнись! Кто? Зачем?
– Я не знаю. – В голове вихрем носились по кругу подозрения. Кто? Зачем? Неужели ургаши решили отомстить за оскорбление? Или это Чиркен решил, наконец, отомстить за отца? Или Джэгэ решил избавиться от свидетеля? Великий Аргун, и когда он успел нажить столько врагов?
Илуге тряхнул головой. Потом. Он подумает об этом потом. Сейчас надо подумать о том, чтобы не попасть под второй выстрел.
– Кто бы он ни был, убийца все еще сидит в ивняке. Поднявшись, мы снова станем мишенью.
– Я могу прикрыть тебя! – предложила девушка.
– Следующая стрела может попасть тебе в глаз, – прошипел Илуге. – Или в шею. Она может быть отравлена. Стрелок хорошо укрыт, и мы его оттуда вряд ли выманим. Мы должны как можно быстрее убраться отсюда. Сумеешь уйти на одном стремени? Прикроемся лошадьми.
Ну конечно, он сам видел ее на тренировках. Нарьяна молча кивнула. Подозвав коней, оба одновременно прыгнули, уцепившись за луку седла, повиснув сбоку и опираясь на одно стремя. Отъехав на полет стрелы, они смогли, наконец, сесть ровно и оглянуться. Никого.
Теперь Илуге видел, что, несмотря на свою браваду, девушка кривится от боли, на лбу выступили бисеринки пота. Или все-таки задело? Он осторожно выдернул стрелу: наконечник защемило между двумя колечками, однако он даже не оцарапал кожу.
– Болит? – Он ощупал место, куда попала стрела.
Нарьяна охнула.
– Возможно, ребро треснуло, – пробормотал Илуге. – Ехать сможешь?
– Угу. – Нарьяна держалась не слишком хорошо. Как всегда, когда спало первое напряжение, боль вернулась с удвоенной силой. С ним тоже так бывало.
Илуге осмотрел зажатую в руке стрелу. Так и есть – наконечник смазан чем-то темным.
– Стрела отравлена, – глухо сказал он. – Если бы ты получила хоть царапину…