Скотт Вестерфельд - Инферно. Последние дни
— О тебе.
— Ммм… — промурлыкала она. — О том, не сумасшедшая ли я? Или, может, плохая?
Я сглотнул.
— Нет. Но я на самом деле не знаю тебя, если не считать репетиций.
— Думаю, ты знаешь меня, Мосси. Вот почему я хотела, чтобы ты позвонил. Потому что ты из тех, кто понимает.
— Ммм… Понимаю?
— Да. Просто закрой глаза.
Я так и сделал, а она начала еле слышно напевать. Я представил себе, как она поет на репетиции, увлекая меня за собой. Фрагменты ее песен эхом отдавались в голове. Возникло ощущение, будто меня уносит куда-то.
Она замолчала, но я по-прежнему слышал ее дыхание.
— Где ты берешь слова, Мин, для наших песен?
Она негромко рассмеялась.
— Внизу.
— Типа, из глубин своего сознания или что-то в этом роде?
— Нет, глупенький, — прошептала она. — «Внизу» значит «из-под моего дома».
— Правда? — Глаза у меня были закрыты, и казалось, что она совсем рядом, шепчет мне на ухо. — Ты пишешь у себя в подвале?
— Поначалу так и было — когда мне позволяли спускаться туда. У меня был жар, и я чувствовала, что под домом что-то есть. Что-то грохочущее.
— Ну да. — Я кивнул. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Когда ты поешь, я чувствую что-то типа… под нами.
— Что-то в земле. — Сейчас ее дыхание участилось. — Видишь? Ты понимаешь.
— Иногда возникает чувство, будто моя музыка просто наполняет воздух вокруг. Но ты утягиваешь ее вниз, привязываешь к чему-то реальному.
— Ммм… Это реальнее, чем ты думаешь. — Какое-то время я слышал лишь ее дыхание. — Хочешь больше, Мос?
Я сглотнул.
— Как тебя понимать?
— Хочешь… больше? Я могу дать тебе все остальное. Пока ты попробовал на вкус только крошечную частичку.
Я открыл глаза. Внезапно тьма на кухне стала пронизывающей.
— Частичку чего?
— Того, что имею я. Приезжай, и я покажу тебе.
Стол, казалось, дрожит: это сердце колотилось в кончиках пальцев.
— Приезжать… прямо сейчас?
— Да, Мосси. Приезжай и спаси меня и Зомби.
— Зомби?
— Это мой не-мертвый раб.
Я сглотнул.
— Правда?
Она еле слышно усмехнулась.
— И его дыхание пахнет кошачьей едой.
— О-о-о… — Я медленно выдохнул. — И еще у Зомби есть усы?
— Да, и он тоже понимает. Но… Мос?
— Что?
— Я голодна.
Я засмеялся. Глядя на ее худобу, никогда бы не подумал, что Минерва может чувствовать себя голодной. На репетициях она ела много вяленого мяса, но я полагал, что это ради голоса.
— Ты хочешь отойти и поесть? Я подожду.
Сейчас мне хотелось минуту-другую посидеть здесь в тишине, просто чтобы прийти в себя. Просто чтобы расцарапать себя всего.
— Не могу.
— Почему?
— Видишь ли, на двери в мою комнату вонючий запор. Снаружи.
Я удивился, по-настоящему удивился.
— Типа, родители запирают тебя на ночь?
— И днем тоже. Потому что я прежде была больна.
Я снова закрыл глаза. Кокон неправильности вокруг меня стал плотнее, наполняя комнату негромким гудением.
— Именно поэтому ты должен прийти и спасти меня, — продолжала она. — Чтобы я смогла выйти и показать тебе все.
Я прикусил губу.
— Но ты живешь в… Бруклине?
Она застонала.
— Не будь занудой. Просто поезжай подземкой. Всего-то полчаса.
Всего-то полчаса. Плюс неизвестно сколько ждать, пока придет поезд; может, час. Но не вечность же — я пока не боялся подземки.
И если я не увижусь с ней, сколько времени проворочаюсь без сна, один в своей комнате? Тысячу часов как минимум.
Всякий раз, увидев, как она поет, и, почувствовав, как ее песни проникают в руки, управляя моей игрой, в тот день я ложился спать с ее голосом, эхом отдающимся в сознании. И каждый раз воображал, как еду следом за ней в Бруклин. И вот теперь она сама приглашает меня.
Если я скажу «нет», зуд под кожей никогда не уймется.
— Здесь все спят, — сказала она. — И я могу показать тебе, откуда приходит моя музыка.
— Ладно, Мин. Я приеду. — Я встал, словно прямо сейчас собирался выйти за дверь, но голова у меня закружилась, и я снова сел. — Но как ты выйдешь наружу?
— Ты спасешь меня. Это легко. Перл каждый раз делает это.
— Что, я должен вскарабкаться к твоему окну или как?
— Нет, глупенький. Просто поднимись по лестнице. — Она засмеялась. — Но сначала ты должен найти магический ключ…
16
«Love Bites»[42]
Мосси не было целую вечность.
Я принарядилась, и это убивало меня — сидеть за столом и таращиться на себя в зеркало. Зомби расхаживал туда и обратно; звяканье моих сережек подсказало ему, что мы собираемся выйти.
— Теперь уже недолго, — негромко сказала я.
В животе у меня урчало.
Мысль о том, что Мос приедет, нарушила равновесие внутри — голодная тварь пробудилась от сна, в который ее загнала Лус. Я уже сжевала весь свой аварийный запас вяленого мяса, стараясь не думать о запахе Моса. Таком сильном, таком аппетитном.
Я положила в рот кусок кожуры бекона, и ее жир обволок горло. Зомби тут же примчался и требовательно замяукал, так что я дала ему облизать пальцы.
— Скоро сможешь пойти поиграть со своими маленькими друзьями.
Я взглянула на часы: больше двух. Вонючий Мос. Что, если он пошел на попятный? Я хотела спуститься ближе к земле. Пение — это замечательно, но мне нужно почувствовать землю кончиками пальцев, ощутить запах и вкус того, что скрывалось внизу.
Мне нужно было узнать больше, чтобы слова в моих блокнотах обрели плоть.
В животе снова заурчало, и у меня возникло странное чувство, которого я давно не испытывала. Типа как было до появления Лус — что-то… нечеловеческое. Нехорошо.
«Не смей есть Мосси», — подумала я и оторвала зубок чеснока.
Он был совсем свежий, что, по словам Лус, лучше всего, тонкая кожица все еще с прожилками розово-фиолетового. Я расколола его зубами; вкус был острый, обжигающий, как свежая кровь цыпленка. Запах с дыханием проник в легкие, и нервы немного успокоились.
— Это научит тебя, — прошептала я, обращаясь к голодной твари внутри, отпила большой глоток из бутылки текилы, которую Перл украдкой пронесла сюда, и прополоскала рот.
Не хотелось, чтобы от меня странно пахло. В ясности своего чесночного кайфа я надела черные очки и посмотрела в зеркало, спрашивая себя, куда я направлюсь сегодня ночью.
Некоторые вещи типа чаев и настоек Лус делали меня лучше, более скучной и здравомыслящей. Другие, типа пения с группой Перл, вытаскивали изнутри меня изумительного зверя и взывали к огромным созданиям под землей. Это было все то же старое балансирование — как далеко можно зайти с мальчиками, со спиртным, с походами в опасные места, — но многократно усиленное, до такой степени, что сама земля содрогалась.
