Павел Марушкин - Старая Контра
Проклиная всё на свете, каюкер выхватил бумеранг и бросился туда, оставив баллисту на попечение опухшего индивида.
Несколько ведьм из тех, что пользовались метлами, сумели-таки обогнать дирижабль и высадиться на палубу; теперь они теснили беглецов, зловеще ухмыляясь, показывая им пальцами «козу» и тыкая остро заточенными черенками своих летательных приспособлений. Угрозы жутких старух явно не были пустыми: с лееров уже свешивались потроха какого-то бедняги, безрассудно бросившегося в драку. Иннот беспомощно огляделся. Да, он запросто мог сразить одну из ведьм бумерангом – но только одну; после чего остался бы без оружия. «Без оружия? А стеклянная граната?!»
Каюкер нащупал в кармане увесистый шарик. Впрочем, он тут же отказался от этой мысли – стекло изрешетило бы не только ведьм, но и его товарищей по несчастью.
Налетевший порыв ветра громко хлопнул парусом; мёрзлая ткань мазнула Иннота по щеке. Во внезапном озарении он схватился двумя руками за канат, поднатужился – и пережег его мощным электрическим импульсом. Теперь следовало пережечь второй…
Следующий порыв ветра был ещё сильнее; освобождённый от креплений стаксель рванулся вперёд и накрыл ведьм с головой.
Издав воинственный клич, Иннот ринулся вперёд и принялся охаживать бумерангом бешено дёргающуюся парусину. Рядом изрыгал проклятия Хуц, изо всех сил молотя врагов чугунной сковородкой с остатками присохшей каши… «Тёмную! Тёмную им!» – вопили беглецы, орудуя чем попало… Через несколько минут всё было кончено. Останки ведьм и обломки мётел повыкидывали за борт; каюкер схватился за штурвал – и вовремя, ибо. предсказанная Воблином буря уже разразилась.
Всего за несколько минут шквальные порывы ветра достигли ураганной силы. Времени сворачивать паруса не было: беглецы, вооружившись на камбузе ножами, попросту срезали канаты. Выдвижные мачты были частью срублены, частью задвинуты в корпус; Иннот/Воблин сбился с ног, пытаясь спасти хотя бы некоторые снасти от повреждений.
Ступы отстали и, скорее всего, вернулись обратно на дирижабли-матки; по крайней мере, разглядеть их в свистопляске стихий не удавалось. Буря принесла с собой град; ледяные горошины с оглушительным треском хлестали палубу, гулко барабанили по оболочке баллона, потом град сменился мокрым снегом. Весь такелаж моментально оброс коркой льда. Иннот бросил опасливый взгляд на альтиметр – но высота пока оставалась стабильной.
Повсюду рокотал гром. Вспышки молний прошивали клубящиеся тучи; каюкер не мог противостоять искушению и использовал энергетическое зрение вновь.
Сотканный из ветров и холодного огня, возвышался над миром Великий Эфтаназио. Исполинские ладони Великого Мага неспешно разошлись в стороны – и сложились, стремясь прихлопнуть крохотную мошку дирижабля; ослепительные, многокилометровой длины молнии шибанули во все стороны разом. Но цель была слишком ничтожна – завихрения, вызванные движением рук, каждая из которых могла соперничать размерами с горным хребтом, лишь отшвырнули авизо подальше от эпицентра. Великий Некробио злорадно ухмыльнулся за спиной извечного своего соратника-соперника и дунул, напрягая щёки, топорща густую неопрятную бороду. Немыслимой силы шквал подхватил летучий кораблик, едва не разнеся его в клочья, и на огромной скорости увлёк в тёмную даль, в круговорот кипящих облаков и завывающих вихрей…
* * *
Пыха устало стирал с лица последние остатки грима, когда в фургончик маэстро Палисандро ворвался взмыленный Чобы.
– Старик, ты здесь? Ты не представляешь, кого я сейчас видел!
– Ты лучше скажи, почему не был на спектакле? – возмущённо спросил смоукер. – Этот парень, который тебя заменял, спотыкается через каждые два слова; я вообще удивляюсь, как нас не закидали гнилыми фруктами!
– Ну, ты ведь тоже сначала, типа…
– И мы не смогли найти зелёный парик! Куда ты его запихнул? Пришлось срочно сооружать новый, из мочала!
– Да ладно тебе про парик! Ты Твадло помнишь? Ну, этого, альбиноса?
– Помню, конечно… Что, он опять чего-нибудь натворил?
– А Книгу… – тут Чобы многозначительно понизил голос. – Книгу помнишь?
– Постой… Ты хочешь сказать, что?..
– Мы-то думали – её, типа, сперли эти, дикие горцы; но вспомни-ка: когда мы очнулись, Твадло уже не было рядом! Ну так вот, встречаю я сегодня одного своего кореша…
Повидаться со Светлой Личностью оказалось куда как непросто. Приятелям пришлось долго плутать, пока они не очутились в заброшенном дворике на самой границе с Манки-тауном. Сначала им завязали глаза и заставили несколько раз повернуться вокруг своей оси, после чего повели куда-то, поддерживая под локти. Затем они поднимались и спускались по гулким, пропахшим кошками лестницам (а может, лестница была одна и та же – по крайней мере, смоукеру так показалось); и, наконец, повязку сорвали с глаз.
– Наставника не перебивать, – внушительно сказал зверообразный детина с переломанным носом, сопровождавший их. – Если захотите о чём-то спросить, спрашивайте меня, понятно? И ещё: вы не должны приближаться к нему, пока он сам вас не позовёт. Не то… Ну, короче, вы поняли.
Пыха покосился на друга. Видно было, что у Чобы на языке вертятся какие-то язвительные слова, но он благоразумно смолчал.
Комната, в которой очутились приятели, была полна народу. Все чинно сидели на полу и ждали чего-то. Два совершенно одинаковых мускулистых низколобых типа неподвижно стояли по обе стороны закрытых дверей, мрачно озирая собравшихся. Пыхе стало немного не по себе от их пристальных взглядов. Напряжение нарастало; казалось, по комнате скоро начнут проскакивать искры. Наконец створки распахнулись, и Светлая Личность шагнул в комнату.
На Твадло был ослепительно белый костюм – явно с чужого плеча, на несколько размеров больше, чем требовалось. Редкие свои волосики альбинос тщательно вымыл, густо набриолинил и по последней моде зачесал назад, так что физиономия его приобрела даже некую значительность. Выйдя на середину комнаты, он благостно улыбнулся и поднял вверх обе руки, то ли приветствуя собравшихся, то ли благословляя их. По комнате пронёсся радостный вздох. Один из охранников торопливо подтащил старое, обитое потрескавшимся дерматином кресло. Твадло небрежным кивком поблагодарил его и сел, вальяжно развалившись.
– Друзья! – торжественно начал он. – Ибо не ошибусь я, назвав вас всех друзьями. Прошлый раз, если помните, я называл вас товарищами; позапрошлый – братьями. И я не отказываюсь от своих слов! Ведь все мы – это одна большая дружная семья; и как раз об этом я хотел бы поговорить с вами сегодня. Я знаю о неких сомнениях, обуревающих кое-кого из вас; я не буду называть имён, эти люди и сами в курсе, что речь идёт о них. Как вам известно, для всех вступивших в нашу общину есть одно правило: его деньги и имущество становятся достоянием всех. Таким образом, достигается сразу две цели: во-первых, человек освобождается от низменного чувства зависти, ведь завидовать больше нечему; любая вещь равно принадлежит каждому – в том числе и ему. А во-вторых, расставаясь с собственностью, вы сбрасываете с плеч её многовековой гнёт. Подумайте сами: каждому из вас, я думаю, знакомо то щемящее чувство, которое испытывает человек, уходя из дома и оставляя там нечто ценное. Богатеи прячут свои сокровища за замками и решётками; но вот вопрос – так ли они счастливы, как мы с вами?
