Джулия Джонс - Ученик пекаря
Нынче в городе Рорне особый день. У всех горожан праздник, и вскоре они запрудят улицы, чтобы поглядеть на процессию. В этот день около двух тысяч лет назад легендарный герой Кесмонт основал город. По преданию, Кесмонта преследовали враги, и он ушел от них лишь благодаря резвости своего скакуна. Несчастный конь мчался так быстро, что в конце концов пал под седоком. Герой, терзаемый угрызениями совести, вырыл для своей любимой кобылы глубокую могилу и со слезами на глазах поклялся заложить большой город рядом с местом ее последнего упокоения. Город в честь своей лошади он назвал Рорн.
Тавалиск, досконально изучивший жизнь Кесмонта, считал его глупым и сентиментальным. Поговаривали, что герой заложил еще один город, назвав его в честь своей матери. К несчастью, тот город обретался в опасной близости от Великих Болот — с годами он погрузился в трясину и исчез без следа. Пусть Кесмонт мастерски владел мечом, думал Тавалиск, — здравого смысла ему явно недоставало.
Ловко подцепив однозубой вилкой очередную почку, Тавалиск поднес ее к толстогубому мокрому рту. Сегодня у него много дел, помимо участия в шествии. Ночью он получил чрезвычайно интересные сведения.
Гамил, его секретарь, вручил ему письмо — весьма любопытное послание, — доложив, что оно перехвачено бренскими шпионами Тавалиска. Письмо было от выскочки Баралиса, адресовалось же оно герцогу Бренскому. Говорилось в нем о предполагаемом браке между Катериной Бренской, дочерью герцога, и принцем Кайлоком. Итак, Баралис желает союза между Четырьмя Королевствами и Бреном. Эта ситуация требует неусыпного наблюдения. Больше всего на свете Тавалиск не любил, когда другие строили какие-то планы без его ведома и согласия. Он потянул висевший под рукой атласный шнур, и перед ним явился секретарь.
— Слушаю, ваше преосвященство.
Тавалиск не стал говорить, пока не прожевал почку.
— Гамил, я думаю, нам придется последить за нашим хитроумным другом, лордом Баралисом. — После бархатистой сухости почек следовало очистить чем-то язык. Тавалиск налил в миску мед и стал макать кусочки хлеба в густую янтарную жидкость. — Вели нашему шпиону в замке Харвелл удвоить бдительность.
— Будет исполнено, ваше преосвященство.
— Если я не ошибаюсь, Баралис вскоре должен получить мое письмо с требованием вернуть книги. Ему следовало вернуть их еще несколько месяцев назад. — Тавалиск сделал большой глоток из золотого кубка. — Письмо весьма своевременно напомнит ему о моем существовании.
Тавалиск сладко улыбнулся, вспомнив, как отбирал ссужаемые Баралису книги. Он уж позаботился о том, чтобы жадный взор Баралиса не сыскал в них ничего подлинно важного. Невелика была цена за вооруженную распрю между Четырьмя Королевствами и Халькусом. То, что война затянулась на более долгий срок, чем он ожидал, обернулось добавочным благом: военные займы Халькусу являли собой чрезвычайно выгодное дело. Пользуясь преимуществами нейтральной стороны, архиепископ предлагал такие же займы Четырем Королевствам, но там его предложение отклонили. Когда им нужны деньги, они просто идут и вырубают еще кусок своего проклятого леса. Лес очень ценится на юго-востоке, а Королевства владеют самыми большими его запасами в Обитаемых Землях. Аннис, Хелч и Высокий Град лесом тоже не бедны, но у них в основном ель да сосна. А какой плотник выберет сосну, имея в своем распоряжении орех, дуб и ясень?
Тавалиск облизнул мед с пальца — так куда вкуснее, чем с ложки.
— Как там наш рыцарь?
— Его подобрала уличная девка, ваше преосвященство.
Тавалиска это позабавило, и он рассмеялся, показав мелкие белые зубы.
— Ну-ну. А мне-то казалось, что это как раз девок подбирают. — Он взглянул на секретаря, но тот не оценил его шутки.
— Что будем делать дальше, ваше преосвященство?
— Да ничего. Хорошо, что его подобрали: печально умирать в столь молодом возрасте. — Тавалиск щедро налил себе вина. — Делать ничего не надо, Гамил... но следите за ним неусыпно. — Тавалиск махнул рукой. — Можешь идти. Я должен одеться к празднику. Народ будет разочарован, если я не предстану во всем блеске.
— Да, ваше преосвященство.
Тавалиск посмотрел Гамилу вслед и, когда тот уже взялся за ручку двери, сказал:
— Кстати, Гамил, тебе наряжаться не обязательно. Мне кажется, после прошлогоднего случая с лошадиным навозом тебе лучше вообще не показываться на люди... — Архиепископ благостно улыбнулся, делая вид, что не заметил ненависти во взгляде секретаря.
* * *— Ты хочешь сказать, Боджер, что никогда не слыхал о глинфах? — с озорным огоньком в глазах спросил Грифт.
Боджер подался вперед, понизив голос:
— Да нет, Грифт, не слыхал.
— Глинфы, Боджер, — очень чудной народец. Живут они в глухом лесу и как увидят тебя — так сразу и повалят.
— Бабы, что ли?
— Ну да, и мужики тоже. Очень они на это дело ярые.
— Так я, пожалуй, схожу прогуляться как-нибудь в лес, Грифт.
— Ох, не советую, Боджер. Ты, может, и славно позабавишься, но стоит тебе зазеваться — и слив у тебя как не бывало.
— Да что ты?
— Ага, они их на завтрак слопают. А с чего бы, ты думал, они такие ярые?
Боджер посмотрел на Грифта с сомнением — он никогда не знал, когда приятель его разыгрывает. Оба хлебнули еще эля.
— Экое странное дело случилось вчера на кухне, Боджер.
— А что, Грифт?
— Лорд Баралис спустился вниз сам не свой и велел Фраллиту уничтожить половину утренней выпечки.
— И впрямь чудно, Грифт.
— Это не просто чудно, Боджер, тут колдовство, если хочешь знать.
— Колдовство?
— Да, Боджер, колдовство — самый страшный грех в Обитаемых Землях.
— Да ведь колдунов не бывает, Грифт.
— Дурак ты, Боджер. Бывают — это так же верно, как то, что у госпожи Геллиарны толстые бедра. Во времена Борка колдовство было обычным делом. Он-то и положил ему конец, перебив колдунов сколько смог.
— Всех, Грифт?
— Нет — в том-то и горе. Меч-то у него был острый, да ум притупился.
— Ты богохульствуешь, Грифт.
— Называй это как хочешь, Борк нас подвел — и лорд Баралис, бегущий на кухню, чтобы распорядиться уничтожить превосходно выпеченный хлеб, служит тому свидетельством.
— Может, этот хлеб не пришелся ему по вкусу, Грифт.
— Порядочному человеку колдовство всегда не по вкусу, Боджер.
* * *Назойливая боль в спине наконец разбудила Джека. Перевернувшись, он обнаружил, что всю ночь проспал на россыпи мелких камушков. Он потер спину, припоминая, что было вчера.
Они с Мелли все-таки нашли ручеек и наполнили флягу чистой холодной водой. Потом решили, что дальше не пойдут и останутся тут на ночлег. Мелли согласилась не разводить костер, чтобы не привлекать к себе внимания, — ни один из них не решился сказать вслух, кого опасается.
