Вероника Иванова - Раскрыть ладони
Должно быть, мальчику всего лет семь или восемь, по крайней мере, кости, которые сохранились в целости, указывают именно на такой возраст. Но боги, как же их мало! Руки и ноги… Да их просто не осталось. Словно кто-то взял и выкрутил конечности ребенка, как белье. Выкручивал, пока не размолол все мышцы на отдельные волокна, а кости не превратил в мелкое крошево, продолжающее… висеть в воздухе длинным окровавленным шлейфом. Тьфу! Меня сейчас вытошнит. И очень хорошо вытошнит. Вот только легче не станет. Ну хоть опорожню желудок и…
Напряженно сомкнутые веки на искаженном страданиями лице дрогнули, раскрываясь. Должно быть, из-за внезапно вспыхнувшего посреди темноты огонька свечи. Не смотри на меня, малыш, всем, чем могу, заклинаю, только не смотри!
Оловянные лужицы ничего не выражающих глаз. Ему даже уже не больно. А как только из тела уходит боль, уходит и жизнь. Он умер. Или ненадолго задержался на самом Пороге. Я не смогу помочь. Ничем. И никто бы не смог, потому что жгуты чар проходят сквозь кажущееся целым тело, а значит, и внутренности ребенка — сплошное месиво. Стонал, говорите? Нет, он кричал. Пока не сорвал голос и не понял, что помощь не придет. Но в светлых, уже почти невидящих глазах… Мне кажется? Или он все-таки ждал? И теперь думает, что дождался?
— Привет, малыш.
Искусанные губы шевельнулись:
— При… вет. Я те… бя… знаю?
— Нет, я гость в твоем доме. Всего лишь гость. Твой дедушка попросил найти тебя и привести. Все волнуются. Ты же не хочешь, чтобы твоя семья волновалась?
— Нет…
Он попытался качнуть головой, но вышло больше похоже на судорогу всего распятого в пустоте изломанного тельца, и меня замутило еще сильнее. Но отводить взгляд все равно нельзя. Иначе с мальчиком случится то же самое, что с моим отцом. И снова из-за моей слабости.
— Ты, наверное, устал и проголодался? Ничего, сейчас я отведу тебя к дедушке… Он не будет ругать тебя, не бойся. Он мне обещал, что не будет.
— Прав… да?
— Конечно, правда! Он же добрый, твой дедушка. Просто притворяется строгим, потому что думает, иначе ты не будешь его слушаться. Вот такой он смешной.
А улыбка почти обыкновенная. Так мог бы улыбаться любой малыш.
— Мы сейчас возьмем и пойдем к дедушке… — Боги, что я несу?! КАК пойдем?! — Я тебя отнесу, хорошо?
— Хоро… шо…
Но сначала нужно разобраться в путанице нитей, исходящих из… Все-таки одна начальная точка? Да. Прямо на груди. Маленькое зернышко жемчуга в оправе, подвешенное на тонкую цепочку. Амулет? Какое отношение он может иметь ко всему случившемуся? Ну-ка, взглянем поближе…
Вот в чем дело! Да какой же бездарь его заклинал?! Топорщится во все стороны кончиками нитей, словно еж иголками, неудивительно, что зацепился за построения охранного заклинания, увлек чары за собой и… Убил невинного ребенка. А ведь наверняка был оберегом. Впрочем, и остается: ему-то ничего не сделалось! Сейчас я его высвобожу, заодно и точку напряжения уберу, и тогда… Все будет кончено. Быстро и просто. Мальчик не почувствует прихода смерти, не будет испытывать боль. Он и так должен был умереть, если бы не многослойная сеть заклинания, отправившись бродить по которой волны, вызванные пульсом жертвы, попавшейся в ловушку, теперь возвращались обратно, заставляя сердце вздрагивать и притворяться живым. Как только я уберу амулет, узел исчезнет, сеть распадется, и колебания стихнут. Навсегда.
Так и нужно поступить, но я уже свалял крупного дурака! И теперь светлые глаза смотрят на меня с остатками надежды:
— И… дем… дедуш… ке?
— Идем, малыш. Конечно, идем!
Только не показывать вида. Только не плакать. У меня есть дело. Я сделаю свое дело. Я смогу сделать. Я умею. Никто больше не умеет. Только я. Значит, должен.
Правая рука пусть пока лежит на амулете, а левая пробирается сзади, через скопление порванных мышц и треснувших костей. Так, чуть раздвинем ребра, вернее, их осколки, еще чуть-чуть, медленно, осторожно… Прямо в горячечное сплетение спекшихся нитей… Плоть поддается легко и привычно. Да, убивать просто. И мое вмешательство снова убийственно. Но оно позволит мальчику прожить еще несколько минут. Тех самых минут, которых хватит, чтобы сказать…
— Дедуш… ка… я… боль… ше… не бу… ду…
Он перестает дышать раньше, чем мои пальцы прекращают ритмично сжиматься на маленьком комке сердца. Мальчику нужно было всего лишь попросить прощения у любимого дедушки. Все эти долгие часы ребенок думал только о том, что заставил взрослых переживать и бояться за него. Какая глупая мысль… Но ее хватило, чтобы не дать ниточке жизни оборваться. Какое-то время.
Я что-то шепчу, словно в моих руках все еще лежит холодеющее тельце. Все еще разговариваю с мальчиком. То ли что-то рассказываю, то ли о чем-то прошу. А пальцы левой руки все еще сжимаются и разжимаются, не в силах выйти из ритма, давно уже никому не нужного. Не нужного вот уже целую минуту. Две минуты. Три. Четы…
— Да сделайте же что-нибудь, маг вы или нет?!
— А что я могу?
— Да хоть усыпите! Вы что не видите, у него вены вздулись на лбу так, что еще немного, и лопнут!
— Усыпить? Усыпить можно. Это мы на раз!
Темно. И нити вокруг. Много-много. Только не гладкие, а пушистые. Теплые. Живые. Добрые.
* * *— Вам вовсе не обязательно ходить за мной по залу.
Честное слово, бесит. Доводит до остервенения. Если бы вояка умел прикидываться незаметным, я бы не возражал. Но эта сопящая над ухом громадина…
— Приказано ходить, вот и хожу.
Что в лоб, что по лбу. Сажусь на пол, скрещивая ноги и с минуту тру виски, пока кожа на них не начинает противно зудеть. Я хочу побыть один. Хотя бы несколько часов. Неужели так трудно понять мои нужды? Сам-то хозяин заперся в своих покоях, и его никто не смеет побеспокоить. Так почему мне отказывают в одиночестве?
Хотя, и хорошо, что отказывают. Потому что один я бы не переступил порог зала. Не смог бы себя заставить. Откуда вдруг взялась эта гадливость? Заклинание ведь, ничего большего. Просто мертвая путаница чар. Почему же мне тошно к ней прикасаться? Я уже не впечатлительный юнец, кое-что успел повидать, а кое-что и собственноручно натворить, так какого рожна морщусь и кривлюсь?! Это всего лишь нити. НИТИ. Мой будущий заработок. А деньги, как известно, не пахнут.
— Я имел в виду, ходить ногами.
— А чем же еще ходят?
— Вы можете просто стоять или сидеть у дверей, если вам приказали следить за мной: все равно, выход из зала только один.
Дрор вздохнул, обдумывая мои слова, потом упрямо покачал головой:
— Нет, вы уж как хотите, господин маг, а я на одном месте оставаться что-то не хочу. Боязно.
