Лорел Гамильтон - Глоток мрака
Йоланд отодвинул Онилвина от Мистраля. Лорд Ясеней лежал на спине в мерзлой траве. Я подняла выпавший из его руки меч.
– Это холодное железо, благородные сидхе. Он намеревался пронзить им мое тело. Я возвращаю ему его клинок.
Подняв меч обеими руками, я взмолилась о силе – силе защитить себя и своих детей. Силе защитить отцов моих детей и тех, кого я люблю. С этой молитвой я вонзила клинок в тело Онилвина. Меч пробил тело как раз под грудиной. Я вытащила его, прорезав живот под ребрами и вонзила снова – прямо в сердце. Там я его и оставила – точно как Онилвин собирался сделать со мной.
Кровь у меня на руках, кровь пятнает белую рубашку.
– Скажите всем прочим сидхе, что я в тяжести. Я перекроена, я переродилась, и любые угрозы моим детям и моим королям будут встречены с предельной суровостью.
Я посмотрела на них и развела в стороны окровавленные ладони. Моя кожа начала светиться сквозь кровь. На меня снизошла сила, мне снова было тепло. Аромат роз заполнил воздух, с неба розовым дождем посыпались лепестки.
Прямо из воздуха возникла золотая чаша. Та самая чаша, которую много веков назад утратил Благой двор, парила передо мной. Она пришла ко мне, как копье и кинжал пришли к Шолто. Чаша появлялась и исчезала по собственной прихоти, и сейчас она спустилась в мои окровавленные руки и сияла волшебством, как всегда. Кровь и смерть – это не зло, это лишь часть жизни.
Лепестки наполнили чашу, и в своих мыслях я ощутила движение Богини. Встав на колени у неподвижного тела Мистраля, я погрузила пальцы в лепестки, а когда подняла руку, с пальцев капала жидкость, запахло вином. Я тронула вином его губы, и он застонал.
– Вынимайте стрелы, – сказала я.
Темноволосый сидхе, Йоланд, опустился рядом и повиновался.
Турлок сказал:
– Быть не может. Это не та чаша.
– Не верь глазам, поверь костям и шкуре, – сказал лорд Дэйси. – Не чувствуешь разве пульсацию магии?
Дэйси присоединился к Йоланду. Мистраль стонал, когда вытаскивали стрелы, руки судорожно сжимались от боли, но он хотя бы в сознание не приходил. Когда стрелы удалили, я тронула жидкостью из чаши каждую рану. Полностью они не исцелились, потому что были нанесены холодным железом, но частично закрылись, словно лечение началось несколько дней назад. Двое благородных сидхе стояли на коленях в мороз и смотрели, как чаша вершит волшебство. Помазав все до единой раны, я повернулась к коленопреклоненным сидхе. Шолто смотрел на нас стоя: чаша – это моя была магия, не его.
Я предложила наполненную лепестками чашу двоим сидхе, и они отпили из нее. На губах у них осталась жидкость разного цвета. Одна пахла элем, вторая – пивом. Турлок опустился на колени последним, на щеках у него блестели слезы.
– Да спасет нас Богиня.
– Она это делает, – сказала я и дала ему отпить. Запах стал сладким, мне незнакомым.
Из рассыпанных лепестков показались тонкие шипастые лозы – это розы росли и вились посреди зимнего холода. Мы стояли на коленях в окружении молодой поросли – совершенно зеленой и настоящей, как в летний день, а с неба начинал сыпаться снег.
– Идите к сидхе и скажите, что дикие розы вернулись.
– Я хотел бы носить твой знак, моя богиня, – попросил лорд Йоланд.
– Быть по сему, – сказала я.
Тонкая лоза обвила его запястье. Он поморщился – я поняла, что шипы кололи его. А в следующий миг живая лоза стала татуировкой на его запястье, столь же совершенной и изящной, как прежний живой стебелек. Йоланд неотрывно смотрел на знак, стирая кровь, оставшуюся на его белой коже.
– Королю это не понравится, – заметил Турлок.
– Я получил знак силы от сидхе королевской крови, – сказал Йоланд. – Турлок, неужели ты не понимаешь, что это значит?
– Это значит, что король ее убьет.
– Он думает, что я ношу его дитя, – сказала я. – Он не захочет моей смерти.
– Но как это возможно?
Я подняла чашу над головой и отпустила. Секунду она парила надо мной, а потом исчезла, пролив дождь из роз.
– Магия, – сказала я.
– Чаша пропала? – испуганно спросил Дэйси.
– Нет, – сказала я, и лорд Йоланд сказал одновременно со мной:
– Нет. Просто она всегда сама выбирает себе носителя. Она выбрала Мередит, и для меня это достаточная рекомендация, Дэйси. – Он потрогал свою свежую татуировку. – Я к твоим услугам, если понадоблюсь. Только позови, и я приду.
– У тебя теперь нет выбора, кроме как прийти, – буркнул Турлок.
– Позор тебе, что ты не попросил знака, – сказал Йоланд.
– Я хочу жить, – ответил Турлок.
– А я служить, – сказал Йоланд. – Идем, расскажем о том, что видели. Пора перестать скрываться. Богиня вернулась к нам, и ее власть снова ширится.
– Нам не поверят, – сказал Дэйси.
– Этому – поверят. – Йоланд поднял руку с татуировкой.
– Король тебя убьет, – сказал Дэйси.
– Если попробует, я постучусь в ворота слуа и уйду к царю Шолто и его даме, – сказал Йоланд.
– Уйдешь к слуа? – поразился Дэйси.
– О да, – сказал Йоланд.
Шолто взял Мистраля на руки.
– Приближается рассвет. Вернитесь к своему двору и расскажите, что велит Богиня. Мы поможем Повелителю Бурь.
Я взялась за обнаженный локоть Шолто, другую руку положила на ногу Мистраля. Чаша залечила раны Мистраля, но холодное железо для нас – яд. Пусть раны закрылись, но это не значит, что яд перестал делать свою смертельную работу.
Шолто будто прочитал мои мысли. Наклонившись ко мне, он прошептал:
– Ты сотворила чудо с чашей и остановила потерю крови, но холодное железо – коварное оружие, Мередит.
– Надо скорей отнести его к целителям, – сказала я.
– Я могу попасть в свое царство практически мгновенно, но не знаю, хватит ли вам сил выдержать этот путь.
Я чувствовала в теле Мистраля под моей рукой силу – пусть он без сознания, физическая сила осталась при нем.
– Спаси его, Шолто.
– Я Царь Слуа, Властелин Всего, Что Проходит Между. Некоторые из тварей Дикой охоты еще не приняли форму. Я ими воспользуюсь и попросту шагну в холм слуа.
– Действуй, – сказала я.
– Ты в магию охоты уже не вовлечена, Мередит.
Я оглядела остатки охоты в поле вокруг нас. Благие забрали своих скакунов и мчались к Золотому двору. Моей кобылы и многоногого жеребца Шолто нигде не было. От нашей кометы остался только извивающийся хвост – белый и светящийся, будто полная луна превратилась в щупальца и конечности, в глаза, части и члены, которых не может увидеть зрение, или точнее – не может объять разум. Мне твердили, что мой разум вскипит, если я увижу несформированную охоту – и когда-то это было правдой. Я помнила ужас, испытанный мной в первый раз, несколько недель назад. Но теперь я на них смотрела и знала, просто знала, что смогу придать тому, что вижу, любую форму. Это был первозданный хаос, начало всего сущего. Я могла привнести в него порядок и преобразовать в существа мира фейри. Сила Богини еще владела мной, и с ней я не боялась ничего.