Карина Дёмина - Медведица, или Легенда о Черном Янгаре
На следующий же день раскроются ворота, и рухнет мост, соединив два берега великой пропасти. Загрохочут копыта гонцов. Дюжину дюжин разошлет Янгар. И каждому даст алый плащ, алую плеть и алую же стрелу. И каждому вручит свиток.
Всю ночь скрипели перья. Выводили писцы букву за буквой, переписывали историю страшного предательства, совершенного Ерхо Ину.
О том, как гостем вошел он в дом Янгара.
О том, как дал в жены собственную дочь.
И о том, что, богов не побоявшись, ударил в спину, сжег дом Янгара и убил его людей.
А значит, быть войне.
Огнем и сталью пройдет Янгхаар Каапо по землям Тридуба. Убьет его сыновей, а дочь, которая могла бы стать хозяйкой в том, сожженном доме, наложницей сделает, рабыней.
И быть посему.
А если не исполнится слово, то пусть покарают Янгара боги.
Так говорил Янгар. И драгоценный пергамент сохранил его слова, чтобы стали они известны по всему Северу.
— Опять спешишь, мальчик, — Кейсо деревянной лопаточкой наносил мазь на рубцы, чтобы не стали они жесткими. Как по мнению Янгара, те вовсе не нуждались в такой заботе, но с Кейсо он не спорил.
Охота ему с царапинами возиться — пускай.
— Думаешь, простить надо было?
— Нет.
Правильно. Такое не прощается.
— Ты всем объявил о войне. И о том, что жив… — отложив лопатку, Кейсо вытер пальцы. — Стой, пусть впитается. Тебе следовало бы собрать войско и двинуться на Лисий лог. Ударить, пока Ину не опомнились. А теперь Тридуб успеет подготовиться.
— Я думал об этом.
Кейсо прав. И искушение было велико. Взять пару сотен людей, из тех, что надежны, да наведаться в Лисий лог. Да только…
— Предатели и рабы нападают исподтишка, — Янгар опустил рубаху, так и не дождавшись, когда мазь впитается. И полотно прилипло к раненому боку. — А я — ни то, ни другое.
Кейсо ничего не ответил, лишь головой покачал укоризненно: мол, глупости ты говоришь, мальчик.
— Я не буду как он, — Янгар налил себе вина.
Кубок был золотым, тяжелым.
А вино — самым дорогим, которое только можно купить за деньги.
И сладким до того, что зубы сводило.
Атласные туфли на сафьяновой подошве слетали с ног. А золотые цепи оказались тяжелы и все равно напоминали о той, другой цепи.
— Янгу, — только Кейсо было дозволено называть его этим именем. — Порой ты… слишком стараешься стать другим.
Он и прежде говорил это, но объяснить, что имеет в виду, отказывался.
Да и сейчас Кейсо отвел взгляд, будто чувствовал себя виноватым.
В чем?
Он ведь пытался предупредить Янгара. И вновь спас, тем самым увеличивая долг, который и без того был огромен. Пожалуй, лишь себе Янгар мог признаться, что рад существованию этого долга. Ведь пока он не будет выплачен, Кейсо не уйдет.
И сейчас каам, омыв руки в розовой воде, вернул себе прежнее, ленивое обличье. Его больше не интересовали дела Янгара, но лишь мягкая постель, одежда, хорошая еда и, конечно, женщины.
При мысли о женщинах под сердцем кольнуло.
Надо забыть.
Вычеркнуть.
Умерла? Многие, с кем судьба сплетала путь Янгара, умирали. Были среди них враги, были и те, кто спешил назвать себя другом, но разве Янгар горевал хоть о ком-то?
Он умел забывать.
И сейчас излечит непонятную самому тоску привычным образом.
Вызвав слугу, Янгар приказал:
— Найди мне женщину. Не старше двадцати. Рост средний. Не толстая и не худая.
Кейсо, поливавший лепешку белым донниковым медом, отвлекся.
— Волосы длинные. Рыжие, — продолжил Янгар. — Если получится найти несколько, приводи всех. Сам выберу.
Когда за слугой закрылась дверь, Кейсо тихо произнес:
— Это тебе не поможет.
Девушка была одна. Светлокожая. Рыжеволосая, но рыжина была иной, тусклой. И Янгар, зажав прядь волос меж пальцев, убедился — другие. Жесткие. И вьются.
И глаза серые.
А лицо слишком округлое.
Но отступать Янгхаар Каапо не привык. И присев рядом с девушкой, попросил:
— Прикоснись ко мне.
Он закрыл глаза.
И когда холодные пальцы скользнули по щеке, едва не взвыл от огорчения.
— Не так!
Девушка отшатнулась.
— Прикоснись иначе…
Ладонь уперлась в груди, неловко погладила и отстранилась.
Не то.
— Иначе!
— Как, господин? — робко спросила она.
Он не знал. Иначе.
Так, чтобы внутри стало тепло. И лето вернулось.
— Уходи, — Янгар кинул девушке золотую монету. — И молчи, ясно?
Она тенью выскользнет за дверь, а Черный Янгар напьется дорогим невкусным вином.
Глава 15. Встреча
Кровавой выдалась осень.
Багрянец проступил на кронах деревьев. И вторя ему, окрасились алым ручьи и реки. Травы стали черны от засохшей крови. И вороны кричали, славя кормильцев.
Силен был Янгар.
И многие сотни верных аккаев откликнулись на зов его.
Но и Ерхо Ину не назвать было слабым. Сотни и сотни воинов носили цвета рода Ину. Крепко держали они, что меч, что копье.
И сплелись две силы, друг друга пытаясь переломить. Сроднились.
Пылали поля Ину.
И редела конница Каапо под дождем из стрел. Воздух гудел. Дрожали стены крепостей, омывали камни кипящим маслом, наполняли рвы телами. Падали. Поднимались, вновь и вновь меняя флаги. И города сдавались на милость победителя, но ни одна из сторон не знала о милости.
Лето умерло на остриях копий. Алый осенний плащ разодрали клинки. И земля, не выдержав боли, позвала дожди.
Кто-то заговорил о перемирии, но голос его не был услышан.
Не желал мира Янгхаар Каапо до тех пор, пока не будет исполнена клятва. Да и Ерхо Ину, пусть бы и потерявший многое, верил, что одолеет он Клинок Ветра.
А кёниг молчал.
Это поле ничем не отличалось от иных полей.
Разве что пшеницу убрать не успели. И зерно, утратив исконный золотой цвет, гнило на корню, оно клонилось, касаясь длинною остью земли, источало запах прели, который, впрочем, не отпугнет тех, у кого разум голодом затуманен. В ближайших лесах прятались люди, гадая, когда же войско, избравшее поле для отдыха, двинется дальше. Тогда-то и выйдут из укрытия люди, будут драть влажные колосья, выковыривать пальцами гнилое зерно, которым уже проще отравиться, нежели насытиться.
И забудут о том, кому служили.
Не осталось у земли хозяев. А зима была близка.
Но не о них думал Янгхаар Каапо. И не об осенних дождях, что размыли дороги. И не о скорой зиме, что уже послал первых вестников — расползались по небу черные облака, теснили крохотное слабое солнце, грозили и вовсе его затянуть. Уже недолго ждать осталось.
