Светлана Крушина - Всё могут короли
— Тармил, я хочу, чтобы ты возглавил гильдию Гесинды, — без околичностей заявил Эмиль при следующей встрече с придворным магиком. Вечерело; весь прошедший день Эмиль провел на ногах и чувствовал себя почти больным, но не позволял себе расслабиться. Тармил явился к нему в личные апартаменты, где принц, наконец, смог скинуть камзол и прилечь на кушетку, к которой был придвинут невысокий столик с вином и кушаньями.
Тармил удивленно приподнял брови.
— Но мэтр Вилар?..
— К Борону мэтра Вилара! То есть я хочу сказать, что этот трухлявый пень все равно скоро помрет, толку от него никакого. Гильдия должна наконец стать такой, какой ей полагается быть. В ней должны состоять магики, а не эти чокнутые книжные черви!
— Не слишком ли круто ты забрал?..
— Нет, — отрезал Эмиль и взял с блюда ломтик тонко нарезанного мяса. — Попробуй этой оленины, Тармил. Очень нежная.
— Благодарю, я уже отужинал, — не слишком почтительно отозвался Тармил и сел по другую сторону столика на низкую бархатную скамейку. — Нет, Эмиль, в самом деле. Над твоим покойным братом еще даже не провели службу, а ты распоряжаешься всем, как будто ты… как будто ты король.
Эмиль усмехнулся.
— Разве это не так?
— Ты еще не коронован.
— Это ненадолго.
— Ты слишком торопишься. Нельзя менять законы по собственной прихоти.
— Почему?
Тармил не нашелся что ответить. Все сильнее поведение юноши удивляло и настораживало его. Такая резкая перемена… этот переход от тихого, незаметного существования к быстрой, беспощадной деятельности.
— А чем, между прочим, тебе помешал мэтр Алардин?
— Ты уже знаешь? Кажется, кое-кому из придворных вельмож не помешало бы подрезать языки: они слишком много болтают!
— И все-таки?
Эмиль посмотрел магику в глаза и ответил спокойно:
— Он отказался проводить церемонию коронации в назначенный мною срок.
— Хм. Пожалуй, я с ним солидарен в этом вопросе. И что, меня ты тоже возьмешь под стражу?
— Нет нужды, — улыбнулся Эмиль. — Ты не можешь мне помешать.
— А он, значит, мог. Ну, и что же теперь? Без верховного служителя Прайоса церемония не может быть проведена в любом случае.
— Назначу нового, только и всего. Мало у Прайоса служителей?
— Эмиль, — предостерегающе сказал Тармил. — Не гони так. Будь… осмотрительнее!
Досадливо вздохнув, Эмиль взял кубок с вином и отпил глоток.
— Если я буду осмотрительным, то дождусь только того, что придворные интриганы отыщут другого короля, по своему вкусу, и быстренько посадят его на трон.
— Такого короля еще нужно найти, а на это тоже требуется время.
— Чего его искать? Не король, так королева… Карлота с большим удовольствием пристроит на трон свою задницу.
— Они не коронуют женщину, — без особой уверенности сказал Тармил.
— Коронуют! Они обсуждали эту возможность при мне. Понимаешь? Меня они вообще в расчет не принимали.
— И тебя это заело?
— А ты как думаешь? — мрачно спросил Эмиль и одним длинным глотком осушил кубок. — Налей мне еще вина.
— Я тебе не слуга, — заметил Тармил с усмешкой и отодвинул кувшин подальше. — И вообще, довольно уже пить. Один уже допился. Так что же, полагаю, тебе пришлось кое на кого надавить, чтобы тебя приняли всерьез?
— Какая разница?
— С тобой сегодня невозможно разговаривать.
— Привыкай, — сказал Эмиль и вытянулся на кушетке. — И учти, что ты нужен мне в храме Гесинды. Я на тебя рассчитываю.
— Давай поговорим об этом, когда ты станешь королем?
— Нет. Завтра.
— Хорошо, завтра. Теперь я могу идти?
— Иди. А я немного посплю…
Тармил встал, легкая улыбка тронула его губы, когда он взглянул на растянувшегося на кушетке принца. Не поклонившись, он направился к двери.
— Постой-ка секунду, — остановил его вдруг Эмиль. — Вот еще что… Я не хочу, чтобы ты носил эту дурацкую цепь. Сними ее.
Несмотря на бесконечное недовольное бурчание служителей Двенадцати, боги были очевидно благосклонно настроены к юному наследнику престола. Никакие внешние силы не вмешивались в планы Эмиля; после того, как гроб с телом Люкки опустили в склеп, приготовления к коронации пошли полным ходом. Впрочем, пышной церемонии Эмиль не хотел, да она была и невозможна: после ареста мэтра Алардина служители Прайоса были настроены по отношению к наследнику не слишком дружелюбно, и принудить их к соблюдению хотя бы видимости положенной церемонии удалось только силой. Эмиль вообще с охотой обошелся бы без молитвенной белиберды, но слишком уж откровенное пренебрежение традициями могло выйти ему боком. Коронованного без благословения Прайоса монарха могли объявить узурпатором и самозванцем, и как знать, не стало бы это началом гражданской войны. Смуты Эмиль не слишком боялся, но не хотел, чтобы его правление начиналось с беспорядков. У него и без того будет достаточно проблем: за полгода безалаберного правления Люкки экономика королевства серьезно пошатнулась, да к тому же почуявшие слабину не слишком лояльные, но прижатые ранее Иссой нобили начали поднимать головы. Эти головы тоже следовало вбить обратно в землю, так что батальных развлечений, полагал Эмиль, у него и без гражданской войны будет с избытком.
Сразу после погребения брата Эмиль переехал в Эдес и перевел туда же двор. Великое переселение состоялось в один день, и в том была немалая заслуга лично принца. В считанные часы он подчинил окружение своему крутому нраву, вдруг обнаружившемуся в нем. С людьми он обращался так жестко, что почти ни у кого не возникало желания перечить ему. А если вдруг находился какой упрямец, Эмиль быстро и безжалостно обламывал его с помощью ментальной магии. Себя при этом он тоже не щадил. Тармил все пытался его осадить, но скоро потерял надежду на успех. Похоже было, что Эмиль не нуждался ни в чьих наставлениях и советах. И откуда что взялось?
Приказу касательно переезда в Эдес не подчинились только два человека: принцесса Алмейда и супруг ее принц-консорт Эдмонт. Принцесса, бледная до синевы, с исплаканными глазами, в черном платье и черной головной накидке похожая на старуху, заявила, что намерена остаться рядом с могилой сына и предаться скорби. На Эмиля она смотрела так, будто не видела его. Они находились в будуаре принцессы, где прямо во время разговора происходили изменения: молчаливые бесшумные слугу меняли яркую драпировку стен на черную и темно-синюю, изукрашенную черным шелковым шитьем. Похоже было, что принцесса решила похоронить себя заживо вместе с сыном. Вся эта суета страшно раздражала Эмиля, ему хотелось прогнать слуг, но он сдерживался, мертвой хваткой вцепившись в подоконник, на который опирался. Разговор он вел стоя, да мать и не предлагала ему сесть, хотя сама сидела, бессильно откинувшись на спинку кресла и уронив руки на колени. Услышав ее: "Я остаюсь", — Эмиль вздохнул с облегчением: видеть бледное, мертвое лицо матери ему было невыносимо. Каждый раз, сталкиваясь с нею во дворце, он вздрагивал, как будто видел призрака. И очень хорошо, что ее не будет на коронации. Не хватало еще ее обвиняющих взглядов.
