Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 17
— Рубин особенно хорош, а? — сказал дож, легко отыскивая на подносе камень размером с голубиное яйцо и вертя его в своих толстых белых пальцах, будто любуясь игрой света на его гранях. — Прислан мне тапробанским набобом. А этот изумруд, — пальцы Дандоло безошибочно выхватили зеленый камень, — вы только посмотрите, какая в нем искра! Согласитесь, для камня такого размера это нечто невиданное!
— Тут не может быть двух мнений! — подтвердил Мак. — Я могу только дивиться, как вы видите больше любого зрячего и так тонко оцениваете достоинства сих бесценных камней! Смею думать, ваши пальцы имеют дар зрения!
Дандоло хрипловато-дробно рассмеялся, словно закашлялся, и действительно закончил сухим кашлем.
— Глаза на кончиках пальцев! Занятная фантазия! А все же временами не могу не чувствовать правдивость этого — мои руки до того любят нежить теплую плоть драгоценных камней, что научились видеть и верно оценивать. Да и в тонких материях мои пальцы разбираются, ведь я люблю хорошие ткани… Впрочем, какой настоящий венецианец их не любит? О добротности и чистоте выделки тканей я мог бы рассказать не меньше самого искусного фламандского ткача… Ну, да Господь с этим, это все старческая болтовня. А вот что у меня есть действительно ценного…
— И что же? — подобострастно спросил Мак.
— Взгляните.
Тут старец повернулся, за своей спиной ловко нащупал и поднял крышку большого деревянного ларца и вынул оттуда икону, аккуратно завернутую в кусок бархата.
— Знаете, что это такое? — спросил он гостя.
— Увы, не ведаю.
— Это икона с изображением св. Василия. Говорят, пока она в Константинополе, городу ничего не грозит и его процветание незыблемо. Догадываетесь, зачем я вам ее показываю?
— Никак нет, ваша светлость.
— Чтобы вы отвезли послание вашему повелителю. Вы меня внимательно слушаете?
— Я весь внимание, ваша светлость, — произнес Мак, теряясь в догадках, куда клонит слепой старик.
— Когда прибудете в Рим, передайте его святейшеству: я плюю и на него самого и на то, что этот недоумок отлучил меня от церкви. С тех пор как чудотворная икона оказалась в моих руках, мне чихать на папское благословение.
— Вы хо-хотите, чтобы я передал ему э-это? — промямлил Мак.
— Слово в слово.
— Непременно передам, если мне посчастливится повидаться с его святейшеством.
— Не прикидывайтесь дурачком. Меня не проведете. Как ни таитесь, все равно я проведал, что вы посланник римской курии.
— Позвольте возразить, ваша светлость, — сказал Мак. — Я не имею никакого отношения к папе. Я представляю совсем другие интересы.
— Так вы в самом деле не папский лазутчик?
Старец так яростно уставился на него слепыми глазами, что, будь Мак действительно папским лазутчиком, он, возможно, со страху и выдал бы себя.
— Клянусь! Я, можно сказать, совсем наоборот! — вскричал Мак.
Престарелый дож насупил брови и после молчания переспросил:
— «Совсем наоборот»? Ой ли?
— Да, именно! Именно!
— Тогда кого же вы представляете?
— Я полагаю, вы и сами уже догадываетесь, — сказал Мак, решив прибегнуть к подлинно фаустианским обинякам.
— Пожалуй что да! — произнес дож после некоторого размышления. — Вы явились от Зеленой Бороды по прозвищу Безбожник. У него одного нет представителя в крестовом воинстве.
Мак впервые слышал о Зеленой Бороде, но решил попробовать и разыграть эту карту.
— Не буду говорить ни «да», ни «нет». Но будь я действительно его посланцем, что бы вы хотели ему передать через меня?
— Скажите Зеленой Бороде, что мы с радостью приняли бы его в свои ряды, ибо знаем, что он способен сыграть в нашем деле роль, в коей его никто другой заменить не может!
— Думается, хозяина заинтересуют ваши слова… Но в чем эта роль должна состоять?
— Ему следует обрушиться со своими молодцами на Варварский берег не позднее чем через неделю. Вы сумеете вовремя доставить ему сие послание?
— Если потребуется, я на многое способен, — со значительным видом изрек Мак. — Но сначала мне следует знать, зачем надо обрушиться на этот самый Варварский берег.
— Цель яснее ясного. Если пелопоннесские пираты, которыми командует Зеленая Борода, не разгромят пиратов, чьи суда прячутся в тамошних бухтах, то эти головорезы могут помешать осуществлению наших планов.
— Несомненно, — согласился Мак. — А каковы наши планы, к слову сказать?
— Захватить Константинополь, разумеется! Часть франкских крестоносцев мы уже отправили на венецианских галерах на азиатский берег, чем основательно ослабили наш флот. Случись пиратам атаковать наши владения в Далмации, пока мы заняты сражением под стенами Константинополя, и мы окажемся в чрезвычайно затруднительном положении!
Мак кивнул с понимающей улыбкой, но внутри его так и трясло от возбуждения. Выходит, Дандоло вознамерился завоевать Константинополь! Эк хватил старик! Под видом защиты города — взять да и прикарманить его! Хороша защита! Маку вдруг стало ясно, что планам дожа необходимо помешать, и немедленно — лучше случая не представится: он наедине со слепцом, стражники снаружи, в лагере франков царит суматоха… Мак неслышно вынул кинжал из рукава.
— Итак, вы видите, — продолжал Дандоло, — какую судьбу я готовлю этому дивному городу и как далеко заходят мои планы. Однако о моих намерениях никто не должен знать, за вычетом вас и вашего повелителя — Зеленой Бороды.
— Большая честь, что вы посвятили меня в свои планы… — сказал Мак, примериваясь, куда сподручнее вонзить кинжал — в спину или в грудь.
— У Константинополя великое прошлое, — говорил Дандоло. — Но его лучшие дни позади. Из-за глупости и алчности императоров осталась только тень от той могучей державы, что наводила страх на весь мир. Пора открыть новую страницу в истории этой империи. Нет, я не стану самолично править Константинополем. С меня достаточно забот о родной Венеции. Но я посажу на византийский трон своего человека, которому будет велено восстановить прежнее могущество и славу государства. Конец разрушительным войнам — Венеция и обновленная Византия будут союзниками, и весь мир с изумлением увидит, как наступает золотой век процветания торговли и наук.
Рука Мака, занесенная для удара, застыла в воздухе. Только что Дандоло нарисовал картину восстановления былой мощи великого города, который, по его идее, станет раем для ученых и купцов, первым ростком великой будущности человечества.
— А какому Богу будут поклоняться эти греки? — вдруг спросил Мак.
