Ольга Громыко - Ведьма-хранительница
– Ты глянь, какая наглая тварь! Опять она! И когда только успела подкрасться?!
Первым моим побуждением было вскочить и броситься наутек, вторым – опять-таки вскочить и атаковать первым попавшимся заклятием. Пока я выбирала, растянувшись на животе и от страха, а заодно и для конспирации, уткнувшись лицом в землю, первый отрывисто скомандовал:
– По коням!
Земля загудела от нарастающего топота.
– Заходи слева! Стреляй! Уходит, зараза!
“Да?!” – удивленно подумала я, и тут они промчались мимо, с двух сторон, в каких-то десяти локтях от меня. Я недоверчиво приподняла голову, огляделась... Лжевампиры что есть мочи нахлестывали коней, а впереди сломя голову неслась Смолка, медленно, но верно уходя в отрыв. Болты пока долетали, но перезаряжать арбалет на галопирующем коне – дело хлопотное, а попасть еще сложнее, тем более Смолка припомнила заячью тактику и начала петлять и подпрыгивать. Огороженный лесами луг узкой лазейкой открывался в бескрайнюю холмистую равнину, как залив в океан. Любая другая лошадь инстинктивно предпочла бы именно этот путь для бегства, но болотная кобылица не доверяла раздольным степям, родине предков, и внезапно, как-то боком, скакнула в лес, мигом затерявшись среди деревьев.
Бандиты осадили коней, осознав бесплодность дальнейшей погони. Наверняка смачно выругались, хотя отсюда не было слышно, и медленно потрусили обратно.
Я поползла вперед, торопясь укрыться в лесу до их возвращения. Отсижусь в кустах, заодно подслушаю, куда и зачем они увезли пленника, а там, глядишь, вернется кобыла и мы бросимся вдогонку. Возвращаться в Догеву некогда, сначала выслежу разбойничье гнездо, а там по обстановке разберемся. Может, проще будет подстроить побег...
Но тут я уткнулась рукой во что-то твердое и холодное и с ошеломляющей ясностью поняла, что опоздала с дурацким ночным обещанием убить Лёна.
Он и так был мертв.
ГЛАВА 10
Это было настолько страшно и неожиданно, что напрочь отбило все полагающиеся случаю чувства. Я не смогла ни закричать, ни заплакать, ни потерять сознание. Просто стояла на коленях и глупо трогала разорванный ворот его плотной серой рубашки, пытаясь свести края, словно боялась, что иначе он замерзнет и простудится.
Ошибиться я не могла. Восковая бледность застывшего, осунувшегося лица не оставляла никаких сомнений. Даже разметавшиеся волосы казались неестественно светлыми, словно выгорели или поседели. Окоченевшие пальцы сомкнулись на рукояти меча, пригвоздившего тело к земле. Хороший удар, прямо в сердце.
Хороший?!
Мало понимая, что и зачем делаю, я осторожно разжала мертвые руки и сама ухватилась за рукоять. Потянула, но силенок оказалось маловато, меч даже не шелохнулся. Я поняла, что нужно встать, a eще лучше – упереться ногой в грудь трупа.
Меня разобрал истерический смех. Мой лучший друг убит, а я стою над его телом и думаю, этично ли расшатывать застрявший меч!
Я встала, зажмурилась и наступила. Пришлось-таки пошатать, а затем меч поддался и рывками пошел вверх, все легче и быстрее. Кажется, вытащила. Открывать глаза совершенно не хотелось; во-первых, я точно знала, что увижу, во-вторых, так еще оставался шанс, что я сплю и это всего лишь очередной ночной кошмар.
И тут я ощутила под ногой какое-то шевеление.
Мне и в голову не пришло, что Лён может воскреснуть; ликовать я тоже не думала, а, напротив, поудобнее перехватила меч, чтобы в случае чего всадить обратно, а то и провернуть. От греха подальше, на практикумах по некромантии я успела убедиться: оживший друг еще хуже покойного, и лучше рыдать над трупом, чем убегать от него. Безутешные родственники, опрометчиво прибегнувшие к помощи некромантов, потом еще более слезно молили упокоить упыристый предмет скорби навсегда.
Впрочем, оживать и зомбироваться Лён не собирался. Мышцы не сокращались, а жутковато ворочались под кожей, словно пытаясь принять более удобное положение, из многочисленных ран поползла темная свернувшаяся кровь. Воздух над телом замутился, как будто его окутало бесцветное пламя. Я торопливо убрала ногу, и вовремя: одежда задымилась и начала расползаться не вспыхивая, как тонкая береста на потемневших, но еще горячих углях.
Я слыхала, будто вампир, пораженный осиновым колом в сердце, мгновенно сгорает. На стене одного из древних белорских храмов есть даже закопченное пятно соответствующей формы, для наглядности обведенное желтой краской (которое, впрочем, с тем же успехом мог оставить рыцарь, чем-то не угодивший огнедышащему дракону). А может, пятно нарисовали ушлые священники в качестве рекламы для привлечения паствы. В любом случае, меч в сердце сработал иначе: сама плоть не горела, но очертания тела мало-помалу изменялись, его части плавно перетекали друг в друга, оставляя на земле “лишние” сгустки крови и ошметки одежды.
На обычную трансформацию при помощи крыльев это и близко не походило, но результат был тот же.
Белый волк с трудом поднялся на растопыренные лапы, покрутил башкой и исподлобья уставился на меня. Его заметно пошатывало, облезлая шкура туго обтягивала выпирающие ребра, из пасти капала слюна, как при последней стадии бешенства.
Вот тут-то я испугалась по-настоящему!
У него были желтые, звериные глаза без малейших признаков разума.
– Лён?
В мохнатом горле свирепо заклокотало, из-под сморщенных губ блеснули клыки, да что там – четыре кинжала и десяток ножичков поменьше, очень удобных для разделки ведьм на колбасный фарш.
– Лён!
Зверь прыгнул. Я вскинула руку, защищая горло, и волк, не раздумывая, впился чуть пониже локтя. Пронзительная, неожиданно сильная и какая-то обидная боль быстро сменилась онемением до самого плеча. Мне показалось, что он перекусил руку пополам и кисть сейчас вывалится из рукава. Не торопясь хватать и обгладывать трофей, волк с явным омерзением выплюнул забившую пасть конечность, намереваясь сначала довести дело до конца. Я едва успела отдернуть голову, зубы с лязганьем сомкнулись на воротнике, легко прокусив куртку вместе с рубашкой. Волк задумчиво пожевал кожаный ворот, капая теплой слюной мне на шею, не одобрил и попытался разжиться чем-нибудь более питательным, на всякий случай не выпуская хапнутого.
Тут моему терпению, вернее, оцепенению, пришел конец, я возмутилась и пнула волка ногой в живот. Зверь удивленно охнул и попятился, не разжимая зубов. Ворот треснул, шнуровка вылетела с мясом.
– Лён, ты рехнулся?!
“И в самом деле, что это я?” – озадаченно подумал волк. Прекратив рычать и потрошить куртку, как колбасную обертку, он бесцеремонно заглянул в разорванный ворот. Зрелище его определенно вдохновило. Возбужденно засопев и вильнув хвостом, волк попытался залезть еще глубже, щекоча грудь холодным носом, но я взвизгнула и пнула его здоровым локтем, заставив отскочить.
