KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Фэнтези » Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета

Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елизавета Дворецкая, "Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Чисто Перун! – подал голос кто-то вблизи, и никто не засмеялся, хотя все понимали, что это попытка пошутить. Шутка показалась уж слишком близкой к правде.

– А что князь скажет? – крикнул другой голос.

Толпа обеспокоилась, загудела: уже достигнутое было согласие пошатнулось, и никто еще не понял, к хорошему эта перемена или к худому. Как дети на мудрого отца, глиногорцы смотрели на Скородума: здесь уважали своего князя и доверяли ему. Скорей бы уж что-нибудь решить, на чем-нибудь утвердиться!

Князь Скородум шагнул к краю степени, не выпуская руки дочери. Он смотрел то на Громобоя, то на Повелина, не зная, на что решиться. Понятия не имея, что это за парень и откуда он взялся, можно ли хоть на волос доверять его словам, он, однако, уже готов был сказать «да» – любая надежда, даже самая неверная, была драгоценна и с готовностью принималась измученным сердцем. При всем его уме и опыте, далекий от мечтательности князь Скородум был готов мгновенно поверить, что сам Перун явился с неба, чтобы спасти его дочь, его дитя, его главнейшее на свете сокровище. В то, что очень нужно, верится легко.

– Есть такой обычай! – крикнул в толпу Рьян. Он видел, что князь в замешательстве, но с не меньшей надеждой ухватился за нежданную возможность спасти княжну. – Боги в поединке свою волю явят! За кем верх будет, тот и прав! Позволяешь, князь?

– Боги послали… – Князь Скородум с трудом нашел хоть какие-то слова и, выпустив руку дочери, прикоснулся к плечу Громобоя. – Я обещаю: кому боги отдадут победу, тому я отдам мою дочь. Если победит боец Храма – она войдет в Храм, если победишь ты – я отдам ее тебе в жены.

«Только бы живая была, – стучало у него в голове, как мольба ко всем богам, как заклинание и как единственное, на чем он сейчас мог сосредоточиться. – Только бы живая!» А дальше все сейчас было безразлично.

– Идет уговор? – Громобой глянул на Повелина.

Волхв так и не поднялся на вечевую степень и смотрел на Громобоя снизу, как Велес на Перуна. Возразить было нечего: право на поединок дано богами и освящено многовековым, исконным обычаем. Повелин думал о другом. Он тоже был знаком с предсказанием, обещавшим, что в последний час явится сын Перуна. Неужели это он? Старый жрец был слишком умен, чтобы ждать «рук в золоте и ног в серебре», его не смущал потрепанный кожух дерзкого пришельца, он умел видеть в людях их внутреннюю суть и в этом парне ощущал огромную, почти нечеловеческую силу. Но достаточно ли этой силы для того, чтобы вершить дела богов? Ответить на этот вопрос мог только живой ход событий.

– Идет! – Наконец Повелин кивнул и слегка двинул вверх концом своего посоха, словно заручаясь свидетельством богов. – Озерный Храм даст тебе бойца.

Толпа молчала. Ни криков, ни говора: все были слишком потрясены нежданной переменой. Рыжий дремич, всем известный только по имени, но так уверенно вызвавший на поединок самих богов, вдруг вырос в глазах людей и встал вровень с самим Озерным Храмом – величайшей святыней смолятичей. Рядом с ним даже судьба княжны отошла в тень. Громобоя разглядывали, и он, со спокойной уверенностью встречая эти сотни и тысячи взглядов, все как бы рос и рос, и уже казался огромным, как само Мировое Дерево. Он хотел взять себе то, что было назначено богам – и оттого сам стал в глазах потрясенных глиногорцев почти что новым богом. Но этот бог казался так нов и незнаком, что даже славу ему кричать никто пока не смел.


Город Глиногор имел двое ворот: Велишинские, смотревшие, понятное дело, на реку, и Озерные, выходившие в противоположную сторону, на коренной берег. Уже на рассвете Озерные ворота отворились и народ потянулся к священному Храм-Озеру. Располагалось оно в двух верстах от Глиногора на широкой равнине между пологими холмами. Глиногорцы шли пешком, поодиночке и семьями, ехали верхом и в санях, везли с собой припасы – перекусить на морозе. Сидевшие в санях бабки клевали носами, придерживая на коленях сонных детей. Взрослые торопились занять места получше, чтобы видеть и Храм, и площадку жертвоприношений, и берег самого озера.

Князь с княжной и приближенными выехали из детинца, когда уже совсем рассвело. Улицы посада были малолюдны, обилие следов от ног, полозьев и копыт на дороге говорило о том, что большинство глиногорцев уже ушло вперед. Громобой ехал возле князя, в своем старом, изрядно потрепанном кожухе, но держался так уверенно, что вовсе не казался чужим среди богато разодетой дружины. Все Скородумовы воеводы и бояре с семьями, все его кмети надели лучшее цветное платье, словно ехали на праздник. Все разделяли веру князя: какой бы невероятной ни казалась надежда, – чем сильнее наше желание, тем меньший повод позволяет надеяться, – князь уже верил, что дочь его будет спасена, и уже не мог подавить в сердце неосторожной радости.

Дарована тоже ожила: лицо ее стало не таким бледным, как было в час приезда, на щеках появился легкий румянец, глаза заблестели, как настоящее золото. Темная туча, так долго висевшая у нее над головой, задрожала и сдвинулась, давая дорогу солнечному лучу; он был еще робок, далек, слаб, но его увидело сердце Дарованы, и этот луч освещал ее изнутри. Она ехала чуть позади, рядом с мачехой и Рьяном, но почти не сводила глаз с Громобоя и прислушивалась к его словам. Она и раньше надеялась на него, но смутно, не представляя даже, чем он может ей помочь; его присутствие, ощущение его огромной горячей силы подбадривало, поддерживало ее и придавало мужества для этой страшной обратной дороги. Но теперь она узнала, что он собирается сделать, и была полна несокрушимой веры в его скорую победу. Громобой возвысился в ее глазах настолько, что она, княжна, выросшая в почете и приученная к гордости, с благоговением смотрела на угловатого парня, выросшего в семье кузнеца и не умеющего ни в палаты войти, ни поклониться, ни поздороваться. Все это стало неважным: в нем было нечто большее, гораздо большее. Названая дочь Макоши, получившая свою жизнь прямо из рук Великой Матери, Дарована яснее всех прочих чувствовала в Громобое это «большее», и ей все время виделся у него на лбу огненный знак Перуна.

– Тебе, видать, в поединщики Изволода дадут! – говорил по пути Ратибор, младший сын тысяцкого Смелобора, ехавший возле Громобоя с другой стороны.

– Это еще кто?

– А это у нас был парень. – Ратибор кивнул на дружинный строй, имея в виду, что будущий противник Громобоя раньше был среди дружины. – Самый лучший у нас боец был… Ну, из молодых, кроме Милована, Бистара, Ветрилы и…

– И тебя! – улыбаясь, добавила Дарована, и Ратибор покраснел от удовольствия, обернулся и благодарно улыбнулся ей в ответ, а все вокруг дружно расхохотались.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*