Макс Фрай - Властелин Морморы
— Намерение в таком деле очень много значит, — успокоил его я. — Можешь не верить мне всем сердцем, просто тверди как заведенный: «Джуффин сильнее, Джуффин круче, он Лаздея одной левой сделает», — что-то в таком роде. Очень мне этим поможешь.
— Ну, если этого достаточно…
— Вполне. Давай, ложись. Вернемся туда, чего тянуть?
— Но я вряд ли смогу быстро заснуть, — огорчился Абилат. — Я себя знаю, если вот так среди ночи вскочил, до рассвета буду с боку на бок ворочаться.
Я уж не знал, сердиться мне или смеяться. И как всегда выбрал второе. Ну, почти как всегда.
— Грешные Магистры! Неужели ты думаешь, я тебя не усыплю?!
— О! А вы и это можете?! — восхитился парень.
Мы с ним как нанялись друг друга удивлять. Причем счет в нашей партии пока был равный.
— Усыпить тебя, — говорю, — одна из самых простых вещей на свете. И вообще, хватит рассуждать. Закрой глаза, расслабься и не мешай работать.
Усыпил я его и правда в два счета. Дальнейшие события доставили, как я понимаю, море удовольствия Абилату, но, увы, не мне.
Начать с того, что в голубую комнату мы больше не попали. Ну, это как раз ладно бы, нетрудно было догадаться, что и комната, и аккуратный садик за окном были наскоро состряпанным видением, предназначенным специально для того, чтобы убедить меня в добрых намерениях Лаздея. Он даже полки томиками стихов уставить не поленился, припомнив, что в начале Смутных Времен я любил шокировать клиентов и жертв признаниями, будто испытываю слабость к хорошей поэзии. А вот моих вкусов в области садового дизайна и домашних интерьеров бедняга не знал, потому и вышла у него какая-то сентиментальная невнятица.
Но речь не о том. К моей немалой досаде, Абилату приснился самый обыкновенный пустой сон. Всякая приятная, но совершенно бессмысленная чепуха. Солнечный летний день, опушка леса, качели; по небу с лязгом и звоном пронесся летающий амобилер, клочья облаков вылетали из-под колес и падали к нашим ногам — ну я же говорю, дурацкий пустой сон, время на такое терять жалко.
То есть это мне было жалко терять время. А на парня смотреть было больно, когда я сказал, что придется проснуться и попробовать снова. Просить он, конечно, не стал, сам понимал, что у нас есть дела поважнее, но глядел как побитый щенок.
— Еще насмотришься сладких снов, — пообещал ему я. — Неужели ты думаешь, что мой юный приятель Лаздей останется с тобой до конца жизни? Еще чего не хватало.
Короче говоря, я его разбудил. И тут же усыпил снова. Мог бы и не стараться: на сей раз парню приснилось, что он переправляется через бурную реку, сидя на спине огромной серебристой лисы. Еще один бессмысленный сон, из тех, что и запоминать-то напрасный труд.
Следующая попытка позволила нам лицезреть покойного сэра Голеха Облону верхом на менкале. Рога ездового животного были украшены каменными колокольчиками и разноцветными побрякушками, как это принято у варваров из Пустых Земель.
Разбудив и усыпив Абилата еще раз, я был, можно сказать, вознагражден за долготерпение. Мы попали в комнату с зеркальными стенами и потолком; в центре комнаты танцевала грациозная юная женщина с медно-рыжими волосами. В иное время я, возможно, задержался бы там, чтобы дождаться, когда она начнет снимать одежду, но решил не смущать мальчика. Все же это был его сон, а не мой. Да и толку от той красавицы, честно говоря…
После сна про рыжую танцовщицу я сдался. Мог бы и раньше понять: отныне Абилат свободен от обязанности еженощно видеть во сне кошмары. А мне придется поискать другой способ закончить свидание с бывшим учеником. Лаздей и прежде не решался задирать моих друзей — после того как понял, что дружеские узы значат для меня куда больше, чем может показаться. Сперва-то он думал, что мои друзья — просто будущие жертвы, а я забавляюсь, играю с ними, как кот с птенцами, растягиваю, так сказать, удовольствие. И, кажется, страшно завидовал моей изощренности. Тем горше было его разочарование.
— Досыпай в одиночестве, — сказал я Абилату. — Кошмаров больше не будет, вот увидишь. Излечить тебя от страшных снов оказалось куда проще, чем закончить беседу с их виновником. Не сказал бы, что я от этого в восторге, но — прими мои поздравления. Приятных сновидений. А я пошел. Попробую добраться до Лаздея другим способом.
— Каким? — сонно спросил совершенно счастливый Абилат.
— Ты представляешь, сколько в этом городе спящих людей?
— Ну да, — зевнул он. — А когда вы уйдете… То есть вы уверены, что, если я засну один, ничего не будет?
— Уверен, — кивнул я. — Лаздей понял, что ты мой друг, а к моим друзьям он относится трепетно.
— Как же хорошо, — вздохнул Абилат. — Я страшный эгоист, да. Но я так устал, что иначе не получается. Завтра утром до меня, наверное, дойдет, что у вас-то по-прежнему куча проблем, и я искренне огорчусь. Но сейчас — не могу, хоть убейте.
— Хотелось бы думать, что утром у тебя уже не будет никаких поводов для огорчения, — сказал я. — Разве что покойного начальника оплакивать, вот тут уж действительно ничего не исправишь.
— А разве вы не умеете оживлять мертвых? — недоверчиво спросил он.
— Умею, конечно. Но поверь мне, без особой нужды так лучше не делать. Им от этого очень хреново… Да ты спи давай, счастливчик. Пользуйся возможностью.
Я все же задержался в его спальне еще на несколько минут. Дождался, пока Абилат заснет, поглядел на него, убедился, что был прав: никаких кошмаров, опять разные детские глупости снятся. Ну, хоть кому-то хорошо.
Я отыскал зеркало, надел тюрбан, привел в порядок измятое лоохи и отправился Темным Путем прямиком в спальню Зеби Хипелосиса. Он, хвала Магистрам, был на месте и уже дрых без задних ног.
С Зеби Хипелосисом что хорошо: у них с женой отдельные спальни, причем с первого дня совместной жизни, он сам очень любит об этом рассказывать. Дескать, любовь — это одно, а сон — совершенно другое, и делить их с одним и тем же человеком — глупость. Здравый, в общем, подход, но мало кто из обычных, не связанных по рукам и ногам колдовскими обязанностями людей его разделяет.
Словом, мне здорово повезло, что у Зеби такие привычки, а то пришлось бы похищать его спящего и тащить куда-нибудь. Некоторые чудеса рассчитаны только на двоих, в присутствии третьего ничего не произойдет, хоть убейся.
Спальня бургомистра вольного города Гажина, где я никогда прежде не бывал, оказалась местом весьма примечательным. Начать с того, что на потолке было изображено море; на застывших волнах из дутого цветного стекла покоились маленькие макеты кораблей. Вверх тормашками, разумеется, — все же потолок. Очень, надо сказать, необычное зрелище.
