Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)
Ждет?
Чего?
Разрыв-цветок пока дремлет, и пусть сон его истончился, но… псу не грозит смерть, а остальное — пусть терпит. Пусть ему тоже будет больно. Ийлэ ведь хотела, чтобы кто-то из них испытывал боль, бесконечную, без надежды на спасение.
Это справедливо.
— Садись куда-нибудь, — велел Райдо, указав на стол, которого прежде в столовой не было.
Огромный. Массивный. Уродливый. Он занимает едва ли не половину комнаты, и свет газовых ламп отражается на черной лакированной его поверхности.
Стулья под стать.
— Нат, помоги даме…
— Обойдется, — огрызнулся младший, но встал.
А Ийлэ и вправду обошлась бы, она отступила, прижимая к себе отродье, которое пришлось вытащить из корзины, и теперь оно елозило, терлось носом о шею Ийлэ, хныкало тихонько…
Нат отодвинул стул медленно, и тяжелые ножки, скользя по полу, издавали протяжный скрип.
— Садись… дама, — бросил пес насмешливо.
…отец всегда помогал маме.
…Ийлэ тоже… стулья легкие из светлого дерева… в год, когда началась война, мама сменила обивку на модную папильоновую… и папа шутил, что в доме прибыло бабочек…
…нынешние стулья были вовсе без обивки. Полированное старое дерево. Темный лак. Запах старого дома, в котором они хранились. Ийлэ провела мизинцем по краю…
…маме бы не понравились. Она не любила тяжелые вещи.
— Погоди, — Райдо все-таки поднялся. Он шел, скособочившись, опираясь ладонью на столешницу. — Дай ее… тебе надо нормально поесть.
Отродье больше не умещалось в широкой ладони пса. Он прижал ее рукой к плечу, и меж растопыренных пальцев выглядывала посветлевшая макушка, волосы на которой стали завиваться. Свисали пятки, виднелись ручонки, тоже розовые, с крохотными пальчиками. И эти пальчики шевелились, словно отродье пыталось зацепиться за пса.
Не доверяло?
Правильно. Псам нельзя верить.
— А тебе мы тоже стул купим, — пообещал Райдо, к своему месту он возвращался очень медленно, ступая столь осторожно, что Ийлэ занервничала. — Но позже… сейчас тебе сидеть нельзя… у моих племянников был красивый стул… такой высокий, на резных ножках… и колыбелька была… с балдахином… и еще погремушки… соска серебряная… тебе бы понравилась серебряная соска? Им — не очень. И я понимаю. Я как-то попробовал ее… ну интересно же, так вот, не понимаю, как существо в здравом уме может металл сосать. Он же мерзкий. Но купим, просто для порядка. У каждого ребенка должна быть своя серебряная соска. А будешь ты ее сосать, мы потом решим… вот Нат съездит в город, привезет каталоги…
— Сегодня? — Нат явно не был настроен на поездку.
— В принципе, — разрешил Райдо, которого, кажется, больше интересовало отродье, чем обед. — Выпишем всего… если, конечно, у мамаши твоей хватит ума переселиться… а если не хватит, то пускай она себе остается на чердаке, может, для альвы это вообще нормально?
Ийлэ ничего не ответила.
Она уставилась в тарелку, пустую, белую… старый сервиз, который мама отправила на чердак. В нем не хватало пары соусников и большое блюдо для торта дало трещину.
…столовое серебро чужое.
…скатерти нет…
…вазы пустые… опять же из тех, которым самое место в старых сундуках.
— Ты ешь, — сказал Райдо, баюкая отродье. — Кстати, как тебе Ингерхильд?
— Ужасно, — Нат подвинул к себе пустую тарелку и, взяв нож, принялся чертить узоры. Звук выходил мерзким, нервирующим.
— Я не тебя спрашивал. И веди себя прилично.
— Или что?
Вести себя прилично в присутствии альвы Нат явно не собирался. Ийлэ его раздражала. Даже не так, он ее ненавидел, наверное, почти также, как сама она ненавидела псов. И эта взаимная ненависть странным образом сближала.
Взяв нож, столовый, из мягкого металла и с лезвием закругленным, Ийлэ провела им по белоснежной фарфоровой поверхности.
— О нет! Еще и ты! Как дети малые… кстати, Ингерхильд звали мою прабабку. Очень достойной женщиной была… говорят, матушка на нее похожа… хотя пожалуй, действительно неудачный выбор, да…
Он погладил отродье пальцем по макушке.
В его руках она молчала.
И щурилась.
Улыбалась беззубою широкой улыбкой.
— Дайна! — от крика пса Ийлэ вжалась в спинку стула. — Дайна, хрысь тебя задери! Долго ждать?
Она вплыла с серебряным подносом из тех, что остались от бабушки… мама никогда их не использовала, хранила как память и…
Дайна остановилась.
— А… она что здесь делает?
— Обедает, — ответил Райдо. — Собирается отобедать, если, конечно, нас сегодня вообще обедом порадуют… так как, Дайна? Порадуют?
— Она… за столом…
Райдо обернулся, убедившись, что Ийлэ именно за столом, а не под ним, и пожал плечами.
— Но… — Дайна осеклась.
И губы поджала, проглатывая недовольство этим своим по-жабьи широким ртом.
Мамина любимая супница.
И серебряный черпак с ониксовой ручкой… его мама выиграла в лотерею на ежегодной благотворительной ярмарке и странным образом этим выигрышем гордилась премного. Быть может, потому что черпак этот желала получить найо Мэйто, с которой у мамы имелись некоторые разногласия…
…нет больше мамы.
А черпак вот остался.
И Дайна по-прежнему ловко орудует им, суп разливая.
Она молчит, но в молчании этом Ийлэ видится угроза. Она сидит смирно, боясь пошевелиться, движением спровоцировать Дайну, и дышать почти прекращает.
Глава 8
Альва ела очень медленно и аккуратно, изо всех сил делая вид, что не голодна, но ей и Нат-то не верил. Хмыкнул, отвернулся… недоволен.
Ничего, проглотит.
Сам вон в тарелке ковыряется, перебирает. Местная кухня Нату не по вкусу. Впрочем, здесь ему все не по вкусу, начиная с альвы.
Она зачерпывала ложкой суп, подносила к губам, едва заметно наклоняла голову, проверяя на месте ли Нат, точно подозревала его в желании эту самую ложку отнять, и после этого глотала. Зачерпывала другую… и в этом ритуале виделось многое.
Спросить?
Не расскажет. Ни про комнату, ни про… остальное. Замкнется, вернется на чердак и спрячется под треклятое одеяло, под которым и будет лежать, пока голод не выгонит.
Или малышка.
Та выросла, ненамного, но все же, и заметно потяжелела. Под подбородком наметилась характерная складочка, и на руках тоже, и сами эти руки более не походили на высохшие ветки… конечно, ей было далеко до племянников и племянниц, розовых и пухлых, напоминавших Райдо фарфоровых кукол.
