Андрей Лавистов - Нелюди Великой реки. Полуэльф
— Ай-вай! Какой к'асивый молодой челаэк! П'остите, какой к'асивый эльф, нет, ай-ай, какой эльф, полу-, конечно же полуэльф! У меня есть 'одственник, полук'овка, из наших и гоев, так очень, очень по'ядочный челаэк!
Был он сухонький, маленький, нос крючком, на висках короткие седые косички, на голове круглая шапочка, делающая его похожим на заведующего кафедрой магических искусств, что в Тверской академии. Судя по косичкам, норлингская мода дошла и в мирный Сеславин. Нет, какой я идиот! Не норлинг, конечно, простите меня, доблестные ярлы во главе с Гуннаром Сваарсоном.
Узнав, в чем проблема, портной ловко поставил меня на специальный невысокий пенек, который язык не поворачивался назвать подиумом, обмерил сантиметром, повязанным у него на шее на манер галстука, заверил в скорейшем выполнении заказа и выставил такой счет, что я мгновенно стал, как бы по-научному выразиться, антисемитом, что для полукровки практически невозможно.
Но подшил вещички портной быстро и качественно, и я перестал быть антисемитом. Всего-то был антисемитом два часа, за которые успел пообедать в ближайшем трактире, потому что с утра не позавтракал. Зато точно знаю, что такое обед антисемита. Это свиные сардельки, картофельные зразы с грибами, которые иначе чем заразами назвать нельзя было, такие вкусные, салат витаминный из мелко нашинкованной капусты, зеленого яблока и морковки, две большие чашки чая с горячим калачом и репа в меду на десерт. А неплохо живут антисемиты. У меня, пока я не был антисемитом, не так уж и часто на десерт репка в меду была. Пальчики оближешь.
— Ви не смот'ите, што сю'тучок ста'енький, мате'иальчик п'ек'асно сох'анился, — вещал сухонький портной, смахивая с меня какие-то только ему одному видимые пылинки и одергивая полы сюртука, — еще и двадцати лет не п'ошло, как я пошил его специально для такого хо'ошего челаэка, пе'вой гильдии купца Афанасия Залыгина! В нем и хо'онили. Ай-вай! Какие это были похо'оны! Какая была музыка!! Как г'омко иг'али!!! Такой музыки я никогда не слышал, а ви уж пове'те, никто лучше ста'ого Соломона не 'азби'ается в похо'онных ма'шах! А как плакала вдова!! Еще г'омче!!!
Тут я чуть с подиума не слетел. Зашибись! В этом костюмчике человека хоронили! Хороши наследнички! Для огненного погребения, значит, даже костюмчик пожалели — сняли перед отправкой в печь да и продали. С другой стороны, мне-то что? Вряд ли этот костюм помнят — столько времени прошло. Мне в нем только раз на балу покрасоваться, да и прости-прощай, славный город Сеславин!
* * *У Витали были проблемы. Он не знал, как нацепить на узкий и блестящий лацкан смокинга свой университетский «поплавок». Замечательная штука. Если в аборигенских магических школах выпускникам выдают специальные медальоны — бронзовые, серебряные, серебряные с золотыми лучами, ну и абсолютным гениям полностью золотые, — то Тверская академия выдает такие стандартные «поплавки». Только по размеру, как говорят, раза в два с половиной больше прежних, тех, что выдавали до Переноса в вузах пришлых. По большому счету никто не может запретить называть эти ромбики «четырехлучевыми звездами», и, конечно, их, как и аборигенские медальоны, можно использовать как бланки для закачки заклинаний. «Поплавки» исполнены из драгметаллов, завязаны на конкретную личность, их обязательно надевать на все официальные мероприятия.
— Повесь на шею на манер аборигенов, чего ты, — просветил я Виталю, рассматривая его платиновый значок, — чего мучаешься? Там же ушко для шнурка предусмотрено.
— Не могу: по статуту Почетного знака Бэраха, его нельзя носить с чем-то еще. А знак носят именно на шее. — И он кивнул на красную ленточку, на которой висела золотая медалька.
— У тебя «Бэрах» есть? — неприятно удивился я. — Давно дали?
— Тебя уже турнули… — Виталя явно не был расположен рассказывать подробности, а я и не рвался выяснять, за какие такие подвиги академическое начальство наградило колдуна-оборотня. Пусть хоть на лацкане «поплавок» носит, хоть на носу.
К пяти часам вечера мы со Стрекаловым были готовы. Вызванный «полевичок» пилотировал тот самый друэгар, который отвозил меня из «Принцессы Грезы» под светлы очи Ивана Сергеевича. Я подмигнул водиле, на что он радостно заржал, видя меня такого нарядного в компании с Виталей. А оборотень, наоборот, сделал рожу кирпичом и потребовал, чтобы друэгар поднял брезентовый верх — запылить смокинг он опасается. Я из чувства противоречия водиле помог, хотя тот мог бы прекрасно справиться и в одиночку. Главное, не запачкался.
* * *Мы приехали не в числе первых, и народу уже собралось порядочно. Интересно, Иван Сергеевич здесь? Офицеры в парадных мундирах. Молодежь все больше. Более пожилые штатские щеголяли черными фраками, смокингами и пиджаками разной степени потертости. Все чувствовали себя неловко без оружия. Не поручусь, впрочем, что кое у кого не было плечевой кобуры под мышкой. А жилеты хороши тем, что в жилетные карманы ловко укладывается маленький «дерринджер». Что-то мне говорит, что у половины присутствующих мужчин жилетные карманы не пусты. Считают, «бальный» двуствольный «дерринджер» с костяными или дорогого дерева накладками на рукоять должен иметь в жилетном кармашке каждый «благородный». Это из тех, кому не нравится кобура на лодыжке. А я так попросту закрепил свой небольшой нож в ножнах на левом предплечье.
Дамы! Дамы — всегда разговор особый. Платья всех расцветок, пелеринки из меха и шали, сделавшие бы честь ежегодной ярмарке в Нижнем. Глаза разбегаются. Собираем глаза, фокусируем на всунутой у входа бумажке.
Ага, это кстати, это программку выдали, да еще написанную от руки, с превосходными росчерками, как в лучших домах Твери и Ярославля. Что там по программке? На первое кадриль, в перерыве — ужин, после ужина — вальс. И вальс же до окончания вечера. Ага, перед вальсом местная экзотика в составе кадрили или, как теперь модно говорить, котильона — «падэспаньчик», написанный через дефис — «под-испаньчикъ» — с ером, то есть твердым знаком на конце. Стильно, но безграмотно. Как там: «Падеспаньчик — хорошенький танчик, мы танцуем его каждый день…» Это я умею, тут меня не сделаешь. И кадриль хоть на две, хоть на четыре пары спляшу.
Вообще-то когда сейчас говорят о котильоне, меня начинает разбирать смех. По строгой теории, котильон — это танец из разных фигур, объединяющий мазурку, польку, вальс и кадриль. Особую роль в таком танце играет распорядитель, иначе — кондуктор, громко выкрикивающий названия фигур, которые повторяют танцующие. Но это для придворных балов. И для столичных благородных собраний… А здесь все проще — кадриль по квадратам, «по-деревенски». И абсолютно прелестный танец падэспанчик, хотя, как мне кажется, лучше бы его назвать «подшотландчиком»: у шотландцев — веселого такого народа, где мужчины ходят в юбках, и на самом видном месте, посередь юбки, висит кошелек, прижимающий юбчонку к ногам, чтоб не задиралась, а из-за гульфика, тьфу, гольфика высовывается рукоять вполне серьезного ножика, — был такой примерно танец, когда мужчины и женщины образовывают два круга, один в другом. Учиться его танцевать — четверть часа, а радости — на целый вечер!
