Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор
Да ничего я не выбирал, как они не понимают, аналитики фиговые! Я воспользовался способностями Иного, чтобы войти в чужой дом, влез в чужую память, чтобы продлить свое пребывание там… а теперь просто плыву по течению.
И надеюсь, что река вынесет меня туда, куда надо.
– Хотите варенье, Антон?
– Да…
Безумное чаепитие. Куда там Кэрроллу! Самые безумные чаепития творятся не в кроличьей норе, за столом с безумным шляпником, ореховой соней и мартовским зайцем. Маленькая кухня маленькой квартиры, утренний чай, долитый кипяточком, малиновое варенье из трехлитровой банки – вот она, сцена, на которой непризнанные актеры играют настоящие безумные чаепития. Здесь, и только здесь говорят слова, которые иначе не скажут никогда. Здесь жестом фокусника извлекают из темноты маленькие гнусные тайны, достают из буфета фамильные скелеты, находят в сахарнице пригоршню-другую цианистого калия. И никогда не найдется повода встать и уйти, потому что тебе вовремя подольют чая, предложат варенья и пододвинут поближе открытую сахарницу…
– Антон, я вас уже год знаю…
Тень – короткая тень растерянности в глазах девушки. Память услужливо заполняет провалы, память подсовывает объяснения, почему я, такой симпатичный и хороший человек, остаюсь для нее лишь пациентом.
– Пусть только по работе, но сейчас… Мне почему-то хочется с вами поговорить… как с соседом. Как с другом. Ничего?
– Конечно, Света.
Благодарная улыбка. Мое имя трудно сократить до уменьшительного, Антошка – это уже перебор, слишком широкий шаг.
– Спасибо, Антон. Знаешь… я и впрямь сама не своя. Уже дня три.
Конечно. Трудно оставаться собой, когда над тобой занесен меч Немезиды. Ослепшей, рассвирепевшей, вышедшей из-под власти мертвых богов Немезиды…
– Вот сегодня… да ладно…
Она хотела мне рассказать про Игната. Она не понимает, что с ней происходило, почему случайное знакомство едва не дошло до постели. Ей кажется, что она сходит с ума. Всем людям, попавшим в сферу деятельности Иных, приходит подобная мысль.
– Светлана, может быть, вы… может быть, ты с кем-то поссорилась?
Это грубый ход. Но я спешу, спешу, сам не понимая почему. Воронка пока стабильна и даже имеет тенденцию к снижению. Но я спешу.
– Почему ты так думаешь?
Светлана не удивлена и не считает вопрос слишком уж личным. Я пожимаю плечами и пытаюсь объяснить:
– У меня так часто бывает.
– Нет, Антон. Ни с кем я не ссорилась. Не с кем, да и незачем. Во мне самой что-то…
Ты не права, девочка. Ты даже не представляешь, насколько не права. Над тобой висит черная воронка таких размеров, что возникают раз в столетие. И это значит, что кто-то ненавидит тебя с такой силой, какая редко отпущена человеку… или Иному.
– Наверное, надо отдохнуть, – предположил я. – Куда-нибудь уехать… в глушь…
Я сказал это и вдруг подумал, что решение проблемы есть. Пусть неполное, пусть по-прежнему смертельное для самой Светланы. В глушь. В тайгу, в тундру, на Северный полюс. И там произойдет извержение вулкана, упадет астероид или крылатая ракета с ядерными боеголовками. Инферно прорвется, но пострадает лишь сама Светлана.
Как хорошо, что подобное решение для нас столь же невозможно, как предложенное Темным магом убийство.
– О чем думаешь, Антон?
– Света, что у тебя случилось?
– Антон, слишком резко! Уводи разговор, Антон!
– Неужели так заметно?
– Да.
Светлана опустила глаза. Я все ждал крика Ольги о том, что черный вихрь начал свой последний, катастрофический рост, что я все испортил, сломал и на совести моей отныне – тысячи человеческих жизней… Ольга молчала.
– Я предала…
– Что?
– Предала свою мать.
Она смотрела серьезно, без всякой гнусной рисовки человека, совершившего подлость и кичащегося этим.
– Не понимаю. Света…
– Моя мать больна, Антон. Почки. Требуется регулярный гемодиализ… но это полумера. В общем… мне предложили… пересадку.
– Почему тебе? – Я еще не понимал.
– Мне предложили отдать одну почку. Матери. Почти наверняка она приживется, я даже анализы прошла… потом отказалась. Я… я боюсь.
Я молчал. Уже все стало понятно. Что-то и впрямь сработало, что-то нашлось во мне такое, расположившее Светлану к столь полной откровенности. Мать.
Мать!
– Антон, ты молодец. Ребята выехали. – Голос Ольги был ликующим. Еще бы – мы нашли Темного мага! – Надо же… а при первом контакте никто ничего не ощутил, сочли пустышкой… Молодец. Успокаивай ее, Антон, говори, утешай…
В сумраке уши не заткнешь. Слушай, что говорят.
– Светлана, такого никто не вправе требовать…
– Да. Конечно. Я рассказала маме… и она велела забыть про это. Сказала, что с собой покончит, если я на такое решусь. Что ей… все равно умирать. А мне калечиться не стоит. Не надо было ничего говорить. Надо было отдать почку. Пусть бы потом узнала, после операции. Даже рожать с одной почкой можно… были прецеденты.
Почки. Какая глупость. Какая мелочь. Час работы для настоящего белого мага. Но нам не позволено лечить, каждое настоящее исцеление – индульгенция Темному магу на проклятие, на сглаз. И вот мать… родная мать, сама того не понимая, в секундном порыве эмоций, говоря на словах одно, запрещая дочери даже думать об операции, проклинает ее.
И вспухает чудовищный черный вихрь.
– Я теперь не знаю, что и делать, Антон. Глупости какие-то творю. Сегодня чуть не прыгнула в постель с незнакомым человеком. – Светлана все же решилась это сказать, хотя, наверное, сил потребовалось не меньше, чем на рассказ о матери.
– Света, можно что-то придумать, – начал я. – Понимаешь, главное не опускать руки, не казниться понапрасну…
– Я же специально сказала, Антон! Я знала, что она ответит! Я хотела, чтобы мне запретили! Ей проклясть меня надо, дуру чертову!
Светлана, ты не знаешь, насколько права… Никто не знает, какие механизмы тут задействованы, что происходит в сумраке и какая разница между проклятием незнакомого человека и проклятием любимого, проклятием сына, проклятием матери. Вот только материнское проклятие – страшнее всего.
– Антон, спокойно.
Голос Ольги отрезвил меня вмиг.
– Слишком просто, Антон. Ты работал с материнскими проклятиями?
– Нет, – сказал я. Сказал вслух, отвечая сразу и Светлане, и Ольге.
– Я виновата. – Светлана покачала головой. – Спасибо, Антон, но я и впрямь виновата.
– Я работала, – донеслось из сумрака. – Антон, милый, это не так выглядит! Материнский гнев – яркая черная вспышка и большая воронка. Но рассеивается она вмиг. Почти всегда.
Может быть. Я не стал спорить. Ольга специалист по проклятиям, и она повидала всякое. Да, конечно, родному ребенку не пожелают зла… уж надолго – не пожелают. Однако бывают исключения.
