Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

– В какую школу ты ходишь?

– В улверкотскую начальную. Это в Улверкоте, раньше он назывался Уолверкот.

– А куда пойдешь потом?

– В смысле, в какую школу? Не знаю, смогу ли я вообще учиться дальше. Может, если кто-то возьмет в подмастерья… Но, скорее всего, папа захочет, чтобы я просто работал в «Форели».

– А как насчет средней школы?

– Ну, по-моему, вряд ли меня туда кто-то отдаст.

– А ты сам не хотел бы? Тебе нравится учиться?

– Я-то сам? Ну, наверное, да. То есть, да, конечно! Но вряд ли что-то получится.

Птичка-деймон внимательно слушала. Она перепорхнула к мальчику на плечо и что-то ему шепнула, а он слегка покачал головой. Ханна сделала вид, что ничего не заметила, и наклонилась, чтобы подбросить полено в камин.

– А что такое это «поле Русакова», о котором говорилось в записке? – спросил Малкольм.

– Ох. Честно говоря, не знаю. Мне совсем не обязательно знать все, чтобы задавать вопросы алетиометру. Он как будто и сам знает все, что нужно.

– Ну, просто любопытно. Они там пишут: «Когда мы пробуем одну систему измерений, искомая субстанция ускользает от нас, словно бы предпочитая другую, но стоит нам обратиться к другому методу, как неудача подстерегает нас и там».

– Ты что, выучил все сообщение наизусть?

– Не специально. Просто перечитывал столько раз, что оно само запомнилось. В общем, я что хотел сказать… То, о чем они пишут, – это вроде как похоже на принцип неопределенности.

Все это время Ханна чувствовала себя так, будто спускается по лестнице на ощупь, в полной темноте, – и тут вдруг очередной ступеньки под ногой не оказалось.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Ну, к нам в «Форель» часто приходят ученые, и они мне всякое рассказывают. И про принцип неопределенности рассказали – это когда ты можешь знать про какую-нибудь частицу только кое-что, но не всё. Если знаешь о ней что-то одно, то не можешь знать другого, поэтому остается неопределенность. Ну, в общем, так я понял. А еще в записке говорится про какую-то Пыль. Что это за Пыль?

Ханна изо всех сил пыталась сообразить, какие сведения общедоступны, а какие принадлежат только «Оукли-стрит».

– Это такая элементарная частица, о которой мы почти ничего не знаем, – наконец, произнесла она. – Ее трудно исследовать, и не только из-за того, о чем говорится в записке, но и потому, что Магистериум… Ты знаешь, что такое Магистериум?

– Что-то вроде главного церковного начальства?

– Да. Так вот, Магистериум строго осуждает все попытки исследовать Пыль. Они считают, что это греховно. Почему – я не знаю. Это как раз и есть одна из загадок, которые мы пытаемся разгадать.

– А как можно понять, греховно что-то или нет?

– Очень хороший вопрос. Ты случайно не говорил о таких вещах с кем-нибудь у себя в школе?

– Только с Робби, это мой друг. Он ничего толком об этом не знает, но ему тоже интересно.

– А с учителями?

– По-моему, они бы не поняли. Мне просто повезло, что я живу в «Форели» и могу там говорить с разными людьми.

– Да, это очень полезно, – пробормотала Ханна. У нее начала зарождаться одна интересная мысль, но пока что Ханна изо всех сил ее отталкивала.

– Значит, вы думаете, что под Пылью они там подразумевали элементарные частицы? – спросил Малкольм.

– Надо полагать. Но это не моя область, так что наверняка я не знаю.

Некоторое время мальчик молча смотрел в огонь, а потом заговорил снова:

– Если желудь для вас оставлял мистер Лакхерст, то…

– Да, понимаю. Ты хочешь спросить, каким образом я теперь буду связываться с… с другими людьми? Есть еще один способ. Придется им воспользоваться.

– А что это за другие люди?

– Этого я тебе сказать не могу. Просто потому, что и сама не знаю.

– Но как же тогда все это началось?

– Кое-кто попросил меня о помощи.

Мальчик медленно пил шоколатл и, казалось, тщательно что-то обдумывал.

– А эта «другая сторона», о которой они пишут? – наконец спросил он с опаской. – Это ведь Суд Консистории, да?

– Хм-м-м… Ты сам видел достаточно, чтобы понять, – и наверняка понял, насколько они опасны. Дай честное слово, что больше не сделаешь ничего такого, что может указать на твою связь со мной или с тем деревом у канала. Обещай, что не станешь делать больше ничего опасного.

– Обещаю, что постараюсь, – ответил Малкольм. – Но если все это – такой большой секрет, то как я пойму, опасно ли то, что я делаю, или нет?

– Что ж, с этим не поспоришь. Но можешь хотя бы пообещать никому не рассказывать о том, что ты и так уже знаешь?

– Да, это я обещаю.

– Спасибо, это уже очень много. – Но та самая мысль стучалась ей в голову слишком настойчиво. – Послушай, Малкольм, – сказала она. – Когда те двое из ДСК пришли в «Форель» и арестовали мистера…

– Мистера Боутрайта. Но они его не арестовали. Он сбежал.

– Ну да, да. Скажи, они о чем-нибудь таком тебя не спрашивали?

– Нет. Спросили только о человеке, который ужинал в «Форели» за неделю до того. Вместе с бывшим лордом-канцлером.

– Да, я помню, ты говорил. Но ты уверен, что к вам приезжал сам бывший лорд-канцлер Англии? Лорд Наджент? Может, это был обычный человек, а друзья называли его лордом-канцлером просто в шутку?

– Да нет же! Настоящий лорд Наджент. Папа мне потом показал его фотограмму в газете.

– А ты не знаешь, почему эти люди из ДСК о нем расспрашивали? Это как-то связано с ребенком?

Малкольм вздрогнул от неожиданности. По совету сестры Фенеллы он все время был начеку, чтобы не сболтнуть что-нибудь о Лире; но, с другой стороны, когда старушка-монахиня поняла, что о девочке все равно уже знают слишком многие, она сама сказала, что, может, не так уж это и страшно.

– Э-э-э… а вы-то откуда знаете про ребенка? – выпалил он.

– А разве это секрет? По правде говоря, я просто случайно услышала о нем, пока сидела в «Форели». Кто-то говорил, что монахини… не помню точно, но, в общем, как-то это касалось ребенка.

– Ну, – пожал плечами Малкольм, – раз уж вы и так о ней слышали…

И он рассказал все по порядку, начав с того, как трое джентльменов смотрели на монастырь за рекой из окошка в Зале-на-Террасе, и закончив тем, как сестра Фенелла показала ему малышку Лиру и ее крошечного свирепого деймона.

– Да, это и вправду интересно, – согласилась Ханна.

– А вы знаете про закон об убежище? – спросил Малкольм. – Сестра Фенелла рассказала мне об убежищах, и я подумал, не потому ли они решили отправить девочку в монастырь? А еще она сказала, что некоторые колледжи тоже могли давать убежище.

– По-моему, в Средние века убежище можно было найти в любом колледже. Но сейчас беглецов укрывает только один.

– И какой же?

– Иордан. И, кстати, недавно они кое-кого приютили. В наши дни такое случается в основном по политическим причинам. Если какой-нибудь ученый разозлит правительство, он может укрыться в университете. Для этого есть специальная фраза на латыни, которую он должен сказать Магистру – главе колледжа. Как бы заявить о своем праве на убежище.

– А который из колледжей – Иордан?

– На Терл-стрит, с таким высоченным шпилем.

– А, знаю… Как по-вашему, эти люди могли попросить об убежище? Ну, в смысле, для ребенка?

– Не знаю. Честно, понятия не имею. Но мне пришла в голову одна мысль. И я сейчас буду сама себе противоречить, потому что все-таки не хочу терять с тобой связи, Малкольм. Ты ведь любишь читать, да?

– Да! – с жаром подтвердил мальчик.

– Вот и отлично. Давай сделаем так: я забыла свою книгу, ты мне ее принес – и это чистая правда. Ты увидел, сколько у меня книг, мы поговорили о книгах, о чтении и так далее, и я предложила тебе брать у меня книги почитать. Как в библиотеке. Можешь брать по одной-две книги, приносить их обратно, когда дочитаешь, и выбирать новые. Так у тебя будет отличный повод сюда наведываться. Ну как, сыграем в такую игру?

– Да, – без малейших колебаний согласился Малкольм. Белка у него на плече, в которую успел превратиться его деймон, сцепила передние лапки и смотрела на Ханну с надеждой. – И все, что я увижу или услышу…