Наталья Щерба - Быть ведьмой (Трилогия)
За его спиной дрались Вордак и другой сынок — Левий. Драка то и дело перемежалась ругательствами с обеих сторон.
Между тем Каве, тоже хотевшая улизнуть с острова, была остановлена твердой рукой Мольфара:
— Нельзя, Каве. Ты только помешаешь.
В его голосе было столько уверенности, что она послушалась. Хотя сердце рвалось туда, на берег, где продолжало идти сражение.
— Я на своей территории, Стригой! — проорал Лютогор. Тем не менее предводитель диких не спешил нападать на Чародольского Князя. Рыча, как зверь, он топтался на месте, готовый ринуться на врага в любой миг.
— Как сказать, как сказать… — покачал головой полудух, не сводя цепкого взгляда с противника. — По–моему, ты заграбастал чужое.
И он атаковал Лютогора, проведя блестящий удар с намерением раскроить фигуру предводителя на две равные части. Но тот успел отклониться, совершив короткий ультрапрыжок — быстро исчез и появился в метре от младшего Вордака. Парень, моментально оценив положение, дарованное судьбой, нанес быстрый короткий удар ему в сердце.
Лютогор застонал, упав на колени. Закричал Марк, бросаясь на младшего Вордака, но его остановил Стригой, приставив меч к горлу.
— Я бы советовал успокоиться, — горячо и страшно шепнул он ему в ухо. — А вдруг папа не умер?
Тем временем Лешка отпрыгнул в сторону, готовый к любому удару. Но вдруг случилось несусветное: Лютогор с ревом вытащил из сердца меч, отбросил клинок в сторону и встал, выпрямившись во весь рост.
Живой и здоровый.
И тогда, роняя из рук оружие, на землю упал Левий Мариус. В небо взвился его горестный вскрик: раненой птицей пролетел над озером и затих, исчезая в шуме водопада. Руки его обвисли вдоль тела, и парень свалился в траву лицом вниз.
На берегу воцарилось молчание. Все стояли, не шевелясь.
Замер Мольфар, продолжавший цепко держать Каве. Та стояла, не шелохнувшись, лишь крепче стиснула в кулаке бронзовый колокольчик.
Опомнившись, Марк бросился к брату и осторожно перевернул его тело.
— Он мертв, — глухо сказал полудух. — Его настигло засмертельное заклятие.
В следующую секунду Стригою пришлось отражать другое заклятие, направленное на него: Лютогор, используя странную «дикую» магию, за мгновение выстроил огромную глыбу, попытавшись замуровать полудуха в камень.
Рик Стригой словно в насмешку взлетел на самый верх появившейся скалы.
— Люблю пользоваться чужими заклятиями, — довольно произнес он. — Тяжело будет меня достать, а?
— Слезай, сукин сын!!!
— Поосторожнее с выражениями, — возмутившись, произнес Стригой.
— Да, твоя мать была настоящей сукой! — Лютогор ощерился, обрадовавшись, что нащупал слабую жилу врага. — Потаскушкой! Я спал с ней, и не раз…
Но полудуха было не так просто пронять.
— Ты глупец, Лютогор, если думаешь разозлить меня подобными вещами. Моя мать была красивой женщиной. И делала что хотела с дураками, подобными тебе… А вот ты как поступил с матерью своих сыновей, а, ублюдок? Она чуть не умерла от горя и преждевременно состарилась… Ты сослал ее в непроходимые горы и благополучно забыл о ней… И о тех двоих, которых возвысил лишь недавно…
— Замолчи, Стригой! — заорал Лютогор. — Не тебе судить меня!
— Кстати, спрашивается, почему возвысил? — благожелательно продолжил полудух. Он подбоченился, выставив ногу, и в этой величественной позе стал похож на памятник какому–нибудь знаменитому деятелю.
— Потому что предводитель диких хотел подстраховаться… Например, отдарить одному из сыновей Державу.
Марк, осторожно подкрадывавшийся к Вордаку, вздрогнул и остановился, опуская меч. Он поднял голову и впился взором в полудуха.
— А зачем отдарить, интересно? — нагло продолжал тот. — Когда и самому пригодится.
Лютогор заорал и бросился головой о скалу.
Стригой наверху ухмыльнулся.
— Люблю разоблачения, — с удовольствием произнес он. — Люди нервничают, делают глупости…
Ответом ему стал рык и еще один глухой удар о камень.
— Надо поторопиться, иначе этот дуралей убьет себя раньше, чем я выскажусь… — И полудух повысил голос: — Старший Вордак давно подстраховался, переписал на своего сына Скипетр — один из древних символов власти… Лютогор решил пойти тем же путем, однако с небольшой увязкой: заклятие всякого, направленное на хозяина Державы, то бишь нашего любимого Лютогора, падет на голову его сына — сначала одного, после — второго. Бедный Левий…
— Ты врешь! — не выдержал Марк. — Отец, ну скажи ему!
Лютогор молча нанес новый удар по скалистой стене — да такой мощной силы, что камень пошатнулся и полудух чуть не упал.
— Такое заклятие непросто применить, — продолжил злорадный Стригой. — Нужна клятва на крови… Клятва близкого родственника…
— Это неправда! — заорал Марк. Его обычно столь надменное лицо перекосило от бешенства. — Ты врешь, Чароходец!
— Ох уж эти кровные заклятия! Кровь — великая сила, как объединяющая, так и разъединяющая даже самых близких людей. Может сослужить как хорошую, так и плохую службу…
— Заткнись, Стригой!!! — прорычал Лютогор.
— Убей я сейчас Лютогора с помощью магии — и возьму почти невинную душу его другого сынка, — развязно продолжал полудух. — Вот юный Карпатский Князь сделал удачный выпад — и погиб Левий.
— Но как же так… — растерянно произнес Марк. — Это не может быть правдой…
— Но разве просто отказать отцу, когда он просит о клятве долга на крови? И говорит, что призвал их к себе и возвысил, чтобы сделать наследниками… Конечно, кто же скажет: «Я хочу прикрыться вашими тщедушными спинами, сынки, и попросить у смерти две лишние отсрочки…»
— Ненавижу!!!
Никто не успел помешать ему — Марк кинулся на Лютогора, собственного отца, и нанес ему со спины удар сокрушающей силы.
Из глубокой раны брызнула кровь, тело повалилось на бок.
— Сто–о–ой! — прокричал полудух, разом слетая со скалы, защищавшей его от предводителя диких. — Стой, дурак!!! Ты же себя убил…
Марк побледнел и схватился за сердце. Меч выпал из его рук — рук отцеубийцы.
Полудух опустился рядом с ним на колени.
— Мальчишка, — мрачно произнес он. — Юных вечно губит горячность. Запомни это, Вордак! — крикнул, не оборачиваясь.
Лешка дрогнул, невидяще посмотрев на него, и вновь обратил взор на Марка. В его глазах проскользнула тень ужаса и сожаления. Он вдруг подумал о том, что нет ничего хуже в мире, чем равнодушие родителей. Да, его отец погиб. Но он всегда любил своего сына…
