Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки
— Не, особо не думала. Лучше говорить просто мораль, нравственность в нее как бы входит… втискивается. Когда я думаю, я думаю в основном о себе. А то, что кто‑то придумал клетку для страданий и в ней сидит – так то его дело. Мораль… хотя иногда кажется, что она придумана, чтобы было что нарушать. Моральные правила нарушают и люди невежественные, и люди божественные. Ха, а возможно, люди посередине как раз их и не нарушают… как правило.
— Все опять сводится к тому, что люди разные. А невежественное желание свести все к простым одинаковым правилам для всех и увеличивает число страданий в этом мире. Равенство – оно просто как структура. А иерархия сложнее равенства. Иерархические структуры, сложные структуры лучше противостоят хаосу. Движение к иерархии получается движением к божественному. Движение к равенству получается движением к хаосу. И лишним страданиям, само собой. Строить иерархии – это бросать хаосу вызов, это соблюдать божественные правила.
— Есть божественные правила – за их нарушение карают боги. Есть договора между людьми – за их нарушение карают люди. Всякие мораль, нравственность… для чего это придумано? Разве божественных законов не достаточно? На них строятся общественные или государственные законы. Что еще нужно? Моральные законы – это законы, за которые никто не несет ответственности?
— Теоретически, сообщество может наказать за нарушение моральных законов. Например, бойкотом. Женщина, например, за измену может послать мужчину – это тоже делается согласно моральному закону.
— А если сообщества нет? – Беретка хлопнула глазами.
— А если сообщества нет, то и морального закона нет. Но где есть два человека, там появляется сообщество.
— Все эти морали, нравственности – все они придуманы для кого‑то и когда‑то. И все эти морали и нравственности универсальны. То есть они предполагают, что люди одинаковы. Но божественное – иерархично.
— Но как обеспечить возможности для множества моралей и нравственностей?
— Да просто больше свободы, и все.
— Есть человеческие законы. Просто не нужно человеческие законы допускать на божественную территорию, — Келли снова разлила вино.
— Да, так. Одна из главных ошибок людей – путать государственные законы и моральные.
— Да. И таким образом именно подрывать моральные законы.
— Именно придав моральным законам статус религиозных, они подорвали свои религии. Придав моральным законам статус государственных, они подорвали свои государства. Они заменили церковь в своей постели на государство в своей постели. Та же мораль. По сути мораль есть собрание норм поведения. Поведение для лиц божественных – одно. Поведение для стремящихся к божественному – другое. Поведение для невежественных – третье. Поведения для стремящихся к саморазрушению – четвертое. Мораль определяет варианты поведения. Чем больше вариантов допускает мораль – тем более гибким и сложным становится общество. А гибкие и сложные общества обычно эффективнее, чем негибкие и простые. Тот, кто предлагает народу одну мораль и нравственность для всех, предлагает нарушить божественные законы – а наказание за их нарушение есть истребление.
— А мы не слишком заморализа… – Келли встряхнулась, — Это, ты поняла.
— Слишком. Главное – чтобы была любовь. Божественная и свободная. А с моралью как‑нибудь разберемся.
---
— Да уже разобрались. А такие вещи, как страсть, ревность… Тебе они что говорят?
— Про ревность мы уже болтали. Ревность существует, но она не нужна женщинам. Она нужна мужчинам, чтобы женщины к ним лучше относились. А страсть? Просто сильное чувство. Страсть – она ведь не только в любви может быть… Да, и ревность тоже может быть не только в любви. Тоже сильное чувство. Но насколько сильным оно может быть? Наверно, я слишком холодна, чтобы это понять.
— Да, есть такое человеческое свойство. Слабость может делать человека сильнее. Впадание в страсть – это ведь одержимость. Но как это может усилить человека!
— Как и лишить его самоконтроля.
— Фи, какие слова ты подбираешь. – Келли выразила показное неудовольствие, криво улыбнувшись.
— Да, в слабости человека есть сила. Слабому человеку себя бывает не так жалко, как сильному. Конечно, это касается именно что отчаянных ситуаций. Когда ставка больше чем жизнь.
— Слабый человек ставит на кон меньше, чем сильный. Ставка меньше.
— Однако, — Беретка встрепенулась и выпрямилась, — я вспомнила о никаком человеке. О том человеке, который ничего из себя не представляет. И я поняла, как эти люди получают контроль над народами… Их много, и им себя не приходится жалеть… Значит, чтобы удержать над ними контроль, нужно, чтобы эти люди себя жалели, чтобы им было что жалеть, чтобы у них было какое‑то чувство к себе!
— А если у них появляются подобные чувства, они создают общества, подобные нашему. Проходили.
— Да, — Беретка снова расслабилась, — пожалуй, так. Сила может быть слабостью, слабость – силой. Но чтобы слабость людей стала силой, этих людей должно быть очень много.
— А тебе не кажется, что мы как‑то странно говорим?
— А что тебе показалось странным?
— Мы вообще‑то… тоже люди.
— А… действительно. Но не просто люди. Нечего нас сравнивать.
---
В галлонной бутылке красного оставалось совсем чуть–чуть.
— Люди могут быть интересными! В древние времена были певицы, послушать которых слетались боги. Были цари, фантазии и созидательная сила которых восхищали богов. Были воины, увлекшись мастерством которых боги выпадали из колесниц; и даже после они не отвлекались, а продолжали смотреть. Были инженеры, которые построили корабли, высадившие людей на Луну, а боги…
— На Луну? – Беретка улыбнулась.
— На Луну. – сказала Келли и тоже улыбнулась.
— На Луну? – Беретка подняла палец вверх и рассмеялась.
— На Луну. – Келли удивленно сосредоточилась, насколько могла.
— Да, на Луну! – Беретка уже тряслась от смеха, — на Луну, и по ней ходили!
— Да, ходили! – Келли тоже смеялась, — По Луне.
Келли и Беретка хохотали уже вместе, заражаясь приступами смеха друг от друга.
— Я больше не могу, — сказала Беретка, вытирая слезы и еще продолжая смеяться, — нет, я понимаю, что теоретически можно построить корабль, который сможет высадить людей на Луну… – Беретка глубоко вздохнула, — но люди не смогут построить такой корабль, потому что на Луне ничего нет! Туда незачем лететь.
— Убедительно, — тоже подавляя остатки смеха, сказала Келли, — но чего только не найдешь в древних книгах. Я никогда не перестаю удивляться — насколько божественны могут быть человеческие фантазии.
