Валерий Иващенко - Месть Проклятых
Убегу я печали - пусть её развеет северный ветер. Колдовским туманом рассеюсь меж звёзд, и их колючий холод напитает морозным ядом мой взор. Жар подземного огня заставит воссиять нестерпимым светом - но даже это не убъёт меня. Лишь сделает чище и сильнее. И тогда, холодея сердцем, обмирая от страха и нетерпения, я осторожно и в то же время нетерпеливо пущусь в дальнее и полное опасных приключений путешествие: от нелюбви - до нелюбви.
Он уже проснулся и теперь просто нежился под плащом, слушая песню, что тихонько пели две единственные женщины, при воспоминании о которых странным образом теплело на сердце. Правда, одна из них не знала, что другая мать его, Айлекса. А та, в свою очередь, ещё только начинала смутно догадываться, что сидящая рядом, возможно... но не будем загадывать.
- Доброго утра, Защитник, - Весини с присущей дриадам чуткостью ощутила еле заметные трепетания в окружающем мире и склонилась над парнем.
Мирдль с затаённым недовольством смотрела, как красивая и изящная подобно утренней заре дриада склонилась над Айлексом и с самой неподдельной нежностью гладит его волосы. Что-то острое неприятно царапнуло в самой глубине души, неожиданно заставив чуть-чуть впиться в свою же руку ноготками. Что такое? Неужели ревность? Или просто зависть к этой вызывающе женственной и вечно юной лесной деве так больно грызанула изнутри? А может, чувство извечного женского соперничества - тут сразу видно, что к этой красотке парень питает куда более нежные чувства, чем даже к самой фее горных озёр. И уж тем более к ней, Мирдль.
Женщина исподлобья взирала на эту сцену, сама не зная, чего в ней самой больше - боли, или же благодарности к небожителям, сумевшим подарить её обожжённой душе нежность к этому странному парню. Да, он и сам по себе заставляет сиять улыбкой женские лица. И в то же время...
Проснулась Мирдль рано - только-только начало розоветь небо на восходе. Небось, скоро и вовсе спать подолгу разучится. И долго думала о вчерашнем. Да, Защитник повёл себя немного безрассудно. И в то же время, коль скоро он сумел проделать столько почти с голыми руками - тут Мирдль судорожно ощупала запястье и успокоенно выдохнула: змейка всё так же нежилась в тепле на её руке - то следовало признать, что подготовившись как следует, он и впрямь способен устроить тот самый, маленький конец света, с таким мастерством запечатлённый церковными летописцами после откровений апостола Илидора.
И в то же время как-то грела мысль, что несносная феечка права - парень захотел покрасоваться перед девчонкой. Перед нею, святой сестрой Мирдль. Значит, она ему всё же небезразлична? Не просто смазливая сучка, с которой можно просто потешиться и забыть потом? Или, упаси Хранитель, всё это лишь шёпот неуёмной гордыни? Тщетные надежды?
Женщина тихонько уселась на колени, закутавшись от холода плащом и подогнув под себя ноги. Посмотрела печальным взором на восток. А ведь, ни разу после выхода из монастыря она добросовестно не молилась облику бессмертного в своей душе. Очистить себя, что ли, святою молитвой? Да, авось Хранитель не испепелит.
Угу, попробовал бы он, между нами-то говоря... фея Айси ему тогда бы та-ак настукала - и вовсе не легонько.
И всё же, лёгкое, еле ощутимое веяние благодати и милости всевышнего пронеслось над ущельем, когда Мирдль закончила и склонила голову, безуспешно скрывая просветлённый взор. Айлекс слегка заворочался и сладко что-то прошептал во сне, и даже дриада легонько улыбнулась. Правда, никто из них даже не догадывался, какой шум и переполох поднялся в далёком храме, где послушники денно и нощно читали не прерываемую уже которое столетие святую молитву, когда небольшая изображающая Хранителя статуя вдруг озарилась неземным светом, а на стене зелёным огнём загорелись буквы, сложившись в имя: сестра Мирдль.
Да и пусть их. Ибо жрица встала, подошла и села напротив дриады - по другую сторону от спящего. Спокойно выдержала чуть вопрошающий взгляд лесной девы, хотя и не поняла её ласковой улыбки. Но о чем долго и безмолвно говорили две женщины, то мне неведомо. Я-то их речью не владею...
И всё же Айлекс некоторое время из-под ресниц наблюдал за матерью, присматривающейся к возможной избраннице сына, и за Мирдль, ещё не разобравшейся, что перед нею вовсе не соперница. Правда, если из ладони матери, гладящей его, струилась лишь тихая нежность, то прикосновения с другой стороны - наполняли всю сущность будоражащим и сладким огнём. И встретившись в нём, эти две волны зажглись яростным пламенем. В этом сиянии два вчера проглоченных семечка диковинным образом соединили сломанные рёбра, вспыхнули напоследок беззвучным сиянием - и оставили после себя всё неповреждённым, как и должно быть.
- Прекратите хулиганить и познакомьтесь, - попросил он и привстал. Почесал рысь за мохнатым ухом с чёрной кисточкой на конце, отпустил в лес. - Мирдль, это моя мать Весини. Мам, это Мирдль... не знаю - но мне кажется, мы обречены друг на друга.
Оставив позади обеих ошеломлённых женщин, он осторожно потянулся, ощутив лишь отголосок ноющей боли в спине. Встал, вышел к ручью, где утреннее солнце тут же лизнуло светом пострадавшее место. Ещё долго стоял, пока ласковое тепло медленно пронизало его насквозь - и когда он принялся умываться да пить воду, в нём не осталось ни единого последствия вчерашнего. Сделало ли это посылающее ласковые лучи светило или же целительные снадобья, он не знал. А возможно, одно только присутствие слегка обеспокоенной матери или же издали ощутимое тепло, идущее от одной женщины со знаком Хранителя - кто знает...
Они прощались. Маленькая изящная дриада - и её сын, выше матери на голову, статный и широкоплечий. Словно не могли в любое время увидеться вновь и подарить друг другу нежное тепло и обожание. Словно что-то могло разлучить их. И наблюдающая за этой сценой Мирдль едва удержала непрошенную слезу. Неужели возможна такая жизнь? И она не выдержала, отвернулась, когда заходящее солнце последний раз окинуло землю прощальным взглядом - и скрылось, отчего-то оставив на сердце тихо щемящую нотку неожиданно осенней грусти.
Так, не сюда... ага, здесь... интересно... а теперь вот так...
Айлекс шёл, присматриваясь к малейшим признакам. Не просто распахнув всё своё восприяте, нет. Отринув самого себя, став частью целого - только так и можно здесь. Глупы те, кто считают, будто природе и её созданиям можно приказывать или же что-то силой от них брать. Нет, здесь должна быть только ласка и нежность - и ещё безграничное терпение. Словно с женщиной, настороженно и в то же время с затаённой надеждой позволяющей ласкать себя. Спохватывающейся на полпути, настораживающейся и вновь воздвигающей незримые и в то же время неодолимые преграды. Одолеть-то можно, конечно. Попросту затопить их морем - ласки и нежности.
