Дэйв Дункан - Будущее непределенное
— Если ты дашь мне честное слово, что ни один человек здесь ни разу не упомянет даже имени Эдварда Экзетера до окончания вечера, я с радостью уйду. Если нет, я остаюсь. И Ольга тоже.
Мужчины сели. Стоило Джулиану опуститься на стул, как Ольга возобновила свои приставания. Ольга наверняка входила в закулисную группу, разбирающуюся с кризисом вокруг Освободителя, — он мог бы догадаться и раньше. Ее, должно быть, завербовали в первую очередь, ибо никто лучше не знал, что думает Пентатеон.
Пинки сдался, сонно прищурив глаза.
— Да оставайся, если хочешь. Я полагаю, нам стоит переговорить. Почему бы и нет, в конце концов? Разве мы не всегда так? Все, кто хочет остаться, вольны остаться. Если деловые разговоры утомляют кого-то, он может тихо и спокойно перейти в гостиную. Это справедливо? Я бы сказал, совершенно справедливо. — Он кивнул Морковке, ожидавшему знака, чтобы внести портвейн.
Разумеется, все решили остаться, и мужчины отказались от сигар, что огорчило Джулиана, нуждавшегося в хорошей затяжке. Произраставший в Соседстве табак на вкус напоминал жженую сосновую хвою, зато содержал лошадиную дозу никотина. Портвейн пустили по кругу. Урсула налила себе стакан; большинство женщин просто передавали бутылку дальше. Разговор ни о чем продолжался до тех пор, пока не вышли Морковки. Потом Пинки кивнул Ревуну.
— Надеюсь, Док уже сказал вам, капитан? — послушно взревел тот. — Эдвард Экзетер вырвался на волю в Джоалленде, объявив себя этим обещанным парнем. Освободителем.
Раз уж Т'лин Драконоторговец так уверен, нет смысла сомневаться.
— Да, сэр.
— Что это он, гм, задумал?
— Не имею ни малейшего представления. Я не слышал о нем ничего с тех пор, как он ушел отсюда. — Джулиан почти физически ощущал, как взвешивается каждое его слово. Никто из сидевших за столом ему не доверял, что в общем-то справедливо, поскольку он не доверял им.
— Вы знаете его лучше нас всех, капитан, — вмешался Педро Гарсия, тот самый, что позорно бежал в Товейле, оставив свою паству платить по счету.
— Да, мы дружили в школе, но с тех пор я почти не видел его — один раз, совсем недолго, два года назад. Все вы на самом деле знаете его гораздо лучше.
Вздор! В тысяча девятьсот семнадцатом году Эдвард оставался все тем же стариной Экзетером, каким покидал Фэллоу в четырнадцатом. Он принадлежал к тем людям, которые не меняются. В восемнадцать лет он был таким же независимым и самостоятельным, каким будет в восемьдесят — или в восемьсот, если он, конечно, останется в Соседстве на все это время. Он будет идти собственным путем, направляемый только собственным представлением о долге, не позволяя никому и ничему сбить себя с курса. Он всегда был честен и скромен — вообще положителен, — таким и останется.
Гарсия пожал плечами — скользкий, как португальский рыботорговец.
— Он отуземился.
Джулиан стиснул кулак.
— Правда? Я считал, что он вернулся на Родину, чтобы вступить в армию и исполнить свой долг. Во всяком случае, планировал он именно это. — Ольга стиснула его бедро, но было ли это предостережением или, наоборот, одобрением, он не знал. Да и не хотел знать.
— Так ли, капитан? Уходя, он объявил Морковкам, что собирается исполнить пророчество.
— А что ему оставалось? Это пророчество сломало всю его жизнь. Оно убило его родителей. Из-за него в Англии его считают убийцей. Это пророчество не дало ему уйти на войну. Оно косит его друзей одного за другим. — «Оно убило девушку, которую он любил, хотя Исиан была туземкой и говорить об этом не стоило». — Он ушел из Олимпа, чтобы спасти нас. Если бы он остался здесь, Зэц нанес бы новый удар по Службе.
— Послушай, Педро. Старик, послушай, — встрепенулся сидевший прямо напротив Джулиана Джамбо, — ты несправедлив. Экзетер прожил свои первые два года в Соседстве без всякой помощи с нашей стороны. Вряд ли это можно назвать словом «отуземился»! Я бы назвал это «выживанием в неблагоприятных условиях», «восприятием некоторого местного колорита», если тебе так больше нравится. Когда он в конце концов попал сюда, в Олимп, он снова стал джентльменом.
Джулиан благодарно улыбнулся ему и потянулся за своим портвейном. Он надеялся, что дискуссия завершилась и он сможет улизнуть в постель. В постель к Юфимии.
Резерфорд прервал затянувшуюся паузу, прокашлявшись со звуком, напоминавшим церковный перезвон.
— Мы тут думали, капитан… Вы не знакомы с молодой дамой по имени Алиса?
Джулиан отхлебнул из рюмки. Они все в сговоре против него.
— Это напоминает какой-то лимерик: «Ах, Алиса, у нее большая крыса?»
— Мы все можем придумать удачную рифму для последней строчки, — фыркнул Джамбо, — но я не уверен, что наш председатель имел в виду именно это.
— Алиса Прескотт, кузина Экзетера? Да, сэр, я с ней встречался. А что?
— Так, интересно! — прогрохотал Ревун. Его лицо уже слегка раскраснелось от портвейна. — Если бы мы попросили ее оказать влияние на Экзетера, как вы полагаете, она согласится?
— Право же, не знаю, сэр. — Это прозвучало достаточно вызывающе. — Я встречался с ней всего раз или два.
— Да, собственно говоря, и не важно. Ну что ж, раз с делами все, то…
— Нет. — Джамбо явно имел другое мнение на этот счет. Серого вещества у Джамбо было заметно больше, чем у Ревуна, возможно, даже больше, чем у Пинки. — Позвольте мне. Я никогда не делал тайны из своего неприятия пророчества. Отец Экзетера полностью соглашался со мной в этом.
Головы кивнули в знак согласия, но глаза оставались прикованы к Джулиану. Он молча ожидал главного.
— Во-первых, — продолжал Джамбо, — выступать против Зэца — безумие. Официально он не входит в Пентатеон, но он, несомненно, сильнее любого из них. Пятеро смертельно боятся его.
— Человеческие жертвоприношения! — вздохнула Ольга. Ее рука не оставляла бедро Джулиана в покое. Должно быть, она решила, что капитан снова отрастил скальп. — Никто из богов не опускался до этого.
Джамбо кивнул.
— И ведь это будет не только Зэц. Пентатеон может и не любить Зэца, но богам не понравится неизвестно откуда взявшийся пришелец, который осмеливается говорить о реформах, так что Экзетер не может рассчитывать на поддержку со стороны Пятерых. Во-вторых, местным властям вряд ли понравится, что сотни людей сорвались за новым пророком. Мы и так уже встречаемся с сопротивлением, а ведь мы не представляем собой такую угрозу для власти, как Освободитель.
— Власть всегда хочет оставаться властью, видите ли, — проницательно заметил Пинки.
Пинки и сам служил тому отличным подтверждением, так что Джулиан не мог с этим спорить. Они обрушились на него, потому что он был другом Экзетера. Что ж, друзей надо поддерживать.
