Юлия Зонис - Дети богов
— Что она делает? — спросил я у некроманта. — Порчу наводит?
— Нет, тут все куда интересней. Если не ошибаюсь, девочка собирает материал для Ловца Снов.
— Дримкэтчер? — я недоуменно нахмурился. — Такая идейская хрень…
— Не индейская хрень, а, скорее, индейский хрен, простите меня за прямолинейность. Эти ребята живут тем, что воруют чужие сны и употребляют их в пищу. Младшие братцы столь не понравившихся вам, Мастер Нили, Теней. Хотя смахивают они скорее на пауков…
Нили содрогнулся. О его нелюбви к паукам я знал давно.
— Как-то вы, Иамен, драматизируете. Ну, уворуют ваши дримкэтчеры парочку снов, кому от этого хуже?
Иамен обернулся ко мне, сведя брови домиком.
— Мастер Ингве, вам бы понравилось, если бы, заснув, вы каждый раз проваливались в серое ничто? Липкое как паутина, так что проснуться вам не удастся до того, как зазвонит будильник — если он вообще зазвонит. Люди, на которых паразитируют дримкэтчеры, проживают в среднем от двух недель до полугода. Обычно они пытаются не заснуть, используя для этого разнообразные стимулирующие средства: и кончают либо передозом, либо — те, кто порешительней — пускают себе пулю в лоб.
Я встал, да так резво, что чуть не опрокинул столик. Нили вскочил следом за мной.
— Вы куда? — с настоящим или деланым изумлением спросил мистер Иамен.
— Как куда? Надо же ее остановить?
— Кому надо?
Вот за это я и люблю некромантов.
Пока мы чухались, девушка по имени Ли Чин успела собрать свою страшную жатву, и сейчас решительно удалялась по коридору. Мы поспешили за ней. Отойдя метров на двести, девица оглянулась и шмыгнула в мужской сортир, ловко обогнув перегородившую вход тележку уборщика.
— Нили! — сказал я.
— Мастер Ингве, неужели вы считаете, что я девку от мужика не отличу?!
Не думаю, что Нили захотелось бы выслушать мое искреннее мнение по данному вопросу. Не говоря худого слова, я распахнул дверь сортира.
В сортире было весело. Девица Ли Чин стояла спиной к нам. Как раз в этот момент она протягивала ксивник с волосами невысокому человечку. Человечек, судя по всему, был индейцем. Из-под желтого шелкового цилиндра, увенчивающего его макушку, свисали пряди масляных волос цвета воронова крыла. Еще индеец был обряжен в желтый фрак с неимоверно длинными фалдами, широкие штаны и мокасины.
Прежде, чем деловые партнеры успели отреагировать на наш визит, Нили взревел и ухватил Ли Чин за подол ее летнего платьишка. Девица взвизгнула. Платье слезло с нее, как ящериный хвост, обнажив симпатичную узкую спинку и не менее симпатичный рыжий хвостик.
— Лисица! — заорал Нили, который, как дурак, застыл с платьем в руках.
— Кицунэ, — поправил я.
Не дав нам возможности закончить наш научный диспут, девка влетела в кабинку и прыгнула прямиком в толчок. Зажурчала сливающаяся вода, и девицы и след простыл. Между тем ее компаньон прошествовал в ту же кабинку, скорбно кряхтя, развел полы фрака, спустил штаны и опустился на сиденье.
— Это еще что… — проборматал Нили.
Маленький негодяй поднял на нас взгляд, исполненный бесконечной кротости.
— Орлиный Зуб хотел бы осведомиться, что нужно бледнолицым господам от бедного индейца?
— Ты что, издеваешься?! — зарычал Нили.
Я подошел к делу более практически и сказал:
— Кошелечек-то отдай.
— Вот уж не подумал бы, что бледнолицым господам понадобятся жалкие сбережения старого Орлиного Зуба.
Без лишних церемоний я подошел к сидящему на унитазе и вцепился в кошелек. И тут случилось странное. Индеец подскочил в воздух чуть ли не на две сажени — и там, где у нормального краснокожего должны быть ноги, обнаружились мохнатые паучьи лапы. Этими лапами индеец быстро и деловито принялся опутывать меня на редкость липкой нитью. Нить тянулась оттуда, где у нормального краснокожего должны бы быть…
— Ты чего?! — заорал Нили.
Он ухватился за нить, пытаясь меня освободить — и ту же влип сам.
— Так-так-так, — приговаривал паук, ловко орудуя лапами, — Тихо-тихо-тихо. Сейчас-сейчас-сейчас.
Я уже начал задыхаться. Нили жалобно выл и драл паутину, однако тонкая нитка оказалась прочнее стали.
— Осторожно-осторожно-осторожно, — напевал паук, работая с усердием. Из того места, где у всех нормальных краснокожих мужского пола находится детородный орган, показалось гнусное на вид жало. На кончике жала подрагивала капля желтоватого яда. Тут я сдался и заорал во всю глотку:
— Спасите! Помогите!
— Никто-никто нас не спасет, — радостно напевал паук. — Никто-никто нам не поможет.
— Иамен! — взвыл я, отбросив всякий стыд.
Неожиданно паук остановился. Склонив ко мне жуткую харю, на которой уже прорезались нехилые жвала, он спросил:
— Простите, как вы сказали? Кого-кого вы позвали на помощь?
— Иамен — наш некромант, и он надерет тебе задницу, гнусный ты паучара! — заорал Нили, выплевывая паутину.
— Ага, — сказал паук.
Утратив к нам всякий интерес, он шлепнулся на пол и быстро-быстро пополз вон. А мы остались в кабинке, спеленутые паутиной, как две куколки шелкопряда.
— Да что же это за некромант такой, от одного имени которого нечисть разбегается? — вопросил Нили, стараясь освободить левую кисть.
От его рывков мы утратили равновесие и, покачнувшись, вывалились из кабинки. Кафель холодил обожженные паутиной щеки, но в остальном приятного было мало.
— Чтобы ты провалился в Хель, Нили, — ласково пожелал я. — Не мог, что ли, стоять спокойно?
— А какая разница — торчать в кабинке или на полу валяться?
Ответ был резонный, но тут по интеркому — звучавшему несколько глухо из-за захлопнутой двери — объявили наш рейс.
— Что будем делать?
— Поползем? — предложил Нили.
Лучшего варианта у меня не нашлось, и мы, извиваясь, как дождевой червяк под ботинком фермера, поползли к двери. По счастью, выползать из нее нам не пришлось. Створка распахнулась, и на пороге показался мистер Иамен с катаной. Некоторое время он стоял неподвижно, впитывая глазами открывшееся ему чудное зрелище.
— Иамен, вы паршивец, — прочувствованно сказал я. — Почему вы никогда не предупреждаете нас о том, что мы лезем к Фенриру в жопу?
— Хорошо, — покладисто согласился некромант, — Если вы соберетесь залезть в жопу Фенриру, Ингве, я вас об этом заблаговременно извещу.
Когда серебряное лезвие освободило нас от большей части паутины, я поднял одеревеневшую руку и торжествующе помахал ксивником.
— Чем бы дитя ни тешилось… — не преминул заметить некромант.
