Джезебел Морган - Охотники Смерти или Сказка о настоящей Верности
Да, это не море, где ориентироваться почему-то легче. Птице, конечно же. Я так и не смогла понять, как в открытом пространстве, где нет никаких ориентиров можно так легко чувствовать верное направление.
Нашу стоянку нахожу совершенно внезапно. Она словно в единый миг выныривает из небытия. Понимаю, что Кир защитил себя и девчонку в меру своих сил, поставив купол Тьмы. С неодобрительным криком падаю вниз, уже над его головой делаю последний круг, чтобы после смены сущности не потерять направление. Сын Ночи вскидывает голову, замечаю, что он улыбается кончиками губ. Он поднимает руку, предлагая мне приземлиться на его запястье. Обиженно проношусь над его рукой, крепкими когтями хватая и тут же отпуская его ладонь, оставив на тонкой бледной коже маленькие глубокие ранки. Несколько раз взмахнув крыльями, сажусь на землю, неуклюже переступая лапками. Встряхиваюсь, уже поднимаясь с колен. Алое марево, невидимое взору чужака, стекает с моего тела, возвращая мне человеческие очертания.
– Как охота, Кровавая? – с усмешкой интересуется Кир, поглаживая красноватую кожу на залеченных ранках.
Кровавая? Это уже что-то новенькое… А не Айлэрра[17], в крови дев не купаюсь, своих сетсёр не убиваю!
После смены сущности чувствую себя немного оглушённой, в голове звенит и гудит, мысли короткие и незамысловатые.
Можно спокойно дождаться пока в моём не отзвучит последняя нота этой дикой мелодии, но вместе с ней уйдёт и пока что верное чувство направления.
– Там, – взмах руки неопределённо в сторону. Сын Ночи внимательно смотрит туда, не зная, к чему готовится: к преследованию, бегству или обороне. Более-менее придя в себя и вернув себе способность связно мыслить и свои мысли излагать, поясняю, – Обоз купцов, больше двадцати человек. Движутся по Звёздному тракту из столицы. К рассвету будут в пяти стрелах отсюда.
Сын Ночи спокойно кивает и внимательно вглядывается в меня.
Меня настораживает его пристальное внимание:
– Что не так?
Он лишь качает головой, уходя от ответа. Я не настаиваю, уже уяснив для себя, что его мысли лучше оставить не узнанными.
– Сколько она ещё проспит?
Кир медлит с ответом.
– Возможно, до первого света хмари, – уклончиво отвечает он. Удовлетворённо улыбаюсь в такт своим мыслям, – успеем. Я подхватываю с земли последние веточки и бросаю их в костёр. Ставлю незамысловатую метку на опасность, чтобы мгновенно очутиться здесь, если девчонке будет что-то угрожать. Кир раскидывает над ней серебристую вуаль, призванную скрыть от посторонних глаз нашу стоянку.
Тенями скользим в нужном направлении, привычно приглушая шаги, словно уходя от погони. На бегу обмениваемся короткими фразами.
– Справимся?
– Сомневаешься?
Одинаково язвительные смешки. До рассвета не более получаса, а до тракта – меньше сотни шагов, десятая часть часа.
– Отвлечёшь их на себя.
– Я? – Вежливое удивление всегда уязвляет больше всего, словно мудрый взрослый справедливо сомневается в той чуши, что лопочет дитя.
– Кто-то же хотел посмотреть на кровавых стражей? – иронично напоминаю ему о его словах. – Мне нужна чистая кровь хотя бы четырёх трупов, не осквернённых Ночью.
Кир замирает ледяной скульптурой, его глаза замирают в своей пустоте и жестокости.
– Осквернённых Ночью? – осторожно переспрашивает он, пробуя на довольно дрянной вкус сказанные мною слова.
Досадливо прикусываю губу. Вот вздумалось ему придираться к словам!
– Ну извини, не хотела обидеть. Но для ритуала хотя бы четыре трупа должны быть убиты обычным образом.
– Будешь поить их своей кровью перед смертью? – уже спокойней спрашивает Сын Ночи. Перевожу дыхание. На этот раз обошлось.
Губы сами собой расползаются в довольной ухмылке. Мелочным самодовольным злорадством растекается осознание того, что он так мало знает.
– Нет. Мне хватит памяти своей крови, чтобы из чужой создать верных мне стражей.
Он чуть удивлённо приподнимает брови.
– Не устаю поражаться твоей самоуверенности.
Кир с усмешкой показывает на небо. Ночь отступает, сквозь густую тёмную хмарь начинает мороком просвечивать светлое небо. Я уже слышу приближающийся караван – медленный и размеренно-тяжёлый стук копыт, отзвуки человеческой речи. Одними губами шепчу: «Близко».
Скрыться в степи особо негде, разве что попытаться притвориться камнями у обочины тракта. Я отхожу назад на пару шагов, затерявшись в не рассеявшейся тьме. Кир столбом замирает посреди дороги, накинув на себя отводящую внимание «Вуаль Госпожи». Мне приходится приложить немало усилий, чтобы разглядеть его размытый силуэт в густом и тяжёлом утреннем тумане.
Звуки приближаются. Медленно вытаскиваю из мелких специальных петелек, пришитых к изнанке рукава, пару игольчато-тонких метательных дротиков. Близоруко щурюсь – видимость сквозь туман в такую рань нулевая. Недовольно морщусь. Резкая боль в глазницах сменяется ясной картиной, окрашенной во все оттенки красного. Пульсирующие фигуры – приближающиеся люди. Сколько их? Во время полёта невозможно сосчитать точно… Один, два… через тридцать вздохов будут как раз напротив того места, где затаилась я… Семь… десять… двенадцать… Главное, чтобы Сын Ночи напугал или удивил их до такой степени, чтобы они утратили бдительность. Девятнадцать, двадцать три… Больше половины из них – наёмные воины одной из Гильдий. Даже хорошо, что сейчас отвлекающая роль у Кира. Думаю, простой клыкастой улыбкой и ритуальным кинжалом их не напугаешь.
Мне нужны четверо, подойдут, вероятнее всего, во-он те три воина и этот хлипкий юноша с яркой кровью. С довольной улыбкой хищной кошки слежу, как они неторопливо приближаются к скрытому тонкой завесой Сыну Ночи. Мягко и неторопливо подхожу ближе. Я не хочу пропустить этот спектакль.
Когда между ними оставалось не больше десяти шагов, вуаль рассеялась. Первый воин, ведущий под уздцы лошадь с дремлющим на ходу всадником, отшатывается от внезапно возникшего на дороге воплощения ночного страха. Кобыла пытается встать на дыбы, и если бы не всё ещё удерживающий её человек, спящий всадник свалился бы на землю. Я разочарованно цокаю языком. Впрочем, явление Кира произошло довольно… эффектно. Я слишком привыкла к его ночной силе, чтобы постоянно вздрагивать, когда он призывает к себе Ночь. И всё равно не отказываю себе в удовольствии полюбоваться на него.
Его высокая фигура кажется слишком хрупкой в неощутимом вихре диких и необузданных сил, роящихся вокруг. Тёмные глаза напоминают антрацитовые провалы в никуда, танец звёзд в летнем небе, отражённый в глубоких зрачках гипнотически приковывает взгляд. Бледная кожа полупрозрачной тонкой оболочкой сдерживает сияющую Тьму, втиснутую в человеческое тело. Звёздным серебром отсвечивают его тёмные волосы, из ладоней змеятся потоки осязаемой Тьмы. Это… красиво. Не более. Меня уже такими спецэффектами не напугать.
