Сергей Удалин - Черные камни Дайры
Дылтаркут быстро настигал беглеца, по привычке на ходу оценивая добычу. Это была женщина. Нет, скорее — девушка. Худенькая, но, похоже, сильная. Из такой получится неплохая рабыня. И бежит быстро, но все равно не уйдет. Он поравнялся с беглянкой и спрыгнул с коня, сбивая девушку с ног. Затем поднялся с земли, отряхнулся и продолжил рассматривать испуганную пленницу.
Так, одежда простая, можно сказать — бедная. Обуви совсем нет. Бусы на шее из каких-то деревяшек. А вот эта блестящая заколка в волосах явно из металла. Проклятие, простая медяшка! И больше никаких украшений. Опять неудача! Зато волосы у нее красивые, густые и длинные. И собой не дурна. Во всяком случае, симпатичней степных женщин. «А может, сделать ее не рабыней, а женой. Давно пора завести себе вторую», — изменил кочевник первоначальное решение. Хотя следует признать, что посторонний наблюдатель вряд ли уловил бы различие между этими двумя категориями женщин Клана Жестокости. Но для самих кочевников разница была очевидна. Жене позволялось иметь личные вещи, украшения. Ее нельзя было забить до смерти, выгнать из стойбища, продать или обменять на другую. Зато в случае гибели мужа ее также сжигали на погребальном костре, в то время как рабыни получали свободу и часто сразу же становились женами соседей.
Но Дылтаркут пока не собирался думать о смерти, особенно после того, как чудом уцелел в битве у озера. Он был еще далеко не стар, здоров, полон сил и не привык откладывать исполнение своих желаний. Старая жена ему давно уже надоела, да и оба ребенка, рожденные ею, умерли еще в младенческом возрасте. Эту неприятность кочевник собирался исправить при помощи миловидной пленницы.
По обычаю Степи следовало тут же при свидетелях заявить о своих правах на добычу.
А то, что девушка шипела на него, как змея, и в ее больших черных глазах кроме страха угадывались еще ненависть к насильнику и твердая решимость бороться до конца, так это поначалу только раззадоривало кочевника. Нет большей радости для настоящего мужчины, чем укротить необъезженного коня или сломить гордую красавицу!
Но спустя пару минут Дылтаркут начал понимать, что все происходит не так, как он задумал. Он все еще катался по траве в тщетных попытках преодолеть сопротивление оказавшейся неожиданно сильной, увертливой, а главное — упрямой пленницы. Вокруг собрались кочевники, отпуская ехидные замечания и делая ставки на исход необычного поединка. И хотя ни один из них не вмешался, даже Дылтаркуту стало ясно, что симпатии большинства не на его стороне. Сладострастное желание у кочевника давно пропало, но тут уже речь шла о его мужском достоинстве.
Он все-таки овладел девушкой, хотя это и стоило ему огромного труда. Затем перекинул истерзанную пленницу через седло, сам вскочил на коня и умчался прочь, чтобы не встречаться с насмешливыми или осуждающими взглядами соплеменников.
Проезжая через разоренную и уже оставленную легионерами деревню, он спиной почувствовал чей-то испуганный и одновременно злобный взгляд, оглянулся и успел заметить взлохмаченную мальчишескую голову, тут же скрывшуюся за сараем. Но поворачивать коня не стал. Хватит с него и одной пленницы. Он и с ней-то не знает, что теперь делать. И вообще пора возвращаться, Шаман за опоздание не похвалит.
Вечером в своей палатке Дылтаркут снова попробовал насладиться телом пленницы. Но получилось еще хуже, чем в первый раз. Какое уж тут наслаждение?! Девушка сопротивлялась, как угодивший в ловушку острозуб. Царапалась, кусалась, больно била в живот маленькими, но крепкими кулачками. Только с помощью кнута ему удалось справиться с непокорной добычей. Но Дылтаркут так утомился, отхлестывая ее плетью по голой спине, что так и не выполнил задуманное. Он оставил девушку рыдать в дальнем от входа углу палатки, а сам, даже не связав ей руки, улегся спать. Впрочем, даже во сне кочевник на всякий случай не выпускал кнута из рук. Но пленница не собиралась ни нападать на него, ни бежать из палатки. У нее не было сил даже подняться, и она так и пролежала всю ночь на сырой земле, снова и снова перебирая в памяти подробности этого ужасного дня.
На следующем привале все еще не потерявший надежду на успех кочевник решил сменить тактику и добиться взаимности лаской. И тоже без результата. Девушка уже не пыталась с ним драться, лишь уворачивалась от его страстных объятий и смотрела на него, как на ядовитого шипохвоста. Запас ласковых слов у Дылтаркуга быстро закончился, и он поневоле снова взялся за плеть.
Почти всю долгую дорогу к дому степняк не оставлял попыток сломить упрямство пленницы голодом, угрозами смерти, обещаниями отдать ее на поругание всему отряду сопровождавших Шамана охранников. Ничего не помогало. Хуже того, что уже случилось, девушка, видимо, просто не могла себе представить. В конце концов Дылтаркуту надоела бесполезная трата сил, да и кнут за эти дни порядком истрепался. И он, не торгуясь и наплевав на то, что по обычаю Степи она являлась теперь его законной женой, продал строптивицу первому же подвернувшемуся торговцу живым товаром.
Торговец был человеком опытным. Свое не слишком почетное, но прибыльное дело он знал хорошо и сразу определил, что много ожидать от этого приобретения не стоит. И тоже поспешил избавиться от девушки в ближайшем к границе городке Клана Страха. Так Карсейна, дочь кузнеца Маскардела, стала служанкой в доме сына оружейника Хонлинтара.
МИНТИСВЕЛЧерез несколько дней появился в лавке хозяина и отвоевавший свое Минтисвел. Он мог бы вернуться домой еще декаду назад, если бы в армии Клана Страха хоть немного заботились о раненых. Но у Правителя Ляна слишком много подданных, и среди них слишком мало умелых лекарей, чтобы тратить их драгоценное время на каждого солдата.
Руку Минтисвела наскоро перевязали сомнительной чистоты тряпкой и отправили юношу обратно в его сотню, в которой к концу боя едва насчитывалось три десятка солдат. Весь следующий день они занимались тем, что разыскивали по всему полю трупы своих соплеменников и перетаскивали к огромным кострам, где воины другой сотни сжигали тела погибших. От жуткого запаха горелого мяса невозможно было укрыться. Еще труднее убежать от мрачных мыслей и мучительных воспоминаний, беспокойно шевелившихся в его го-Лове. Юноша пытался забыть обо всем и с усердием взялся за работу. Но разве на такой работе можно отвлечься?! Он сам принес к погребальному костру то, что еще вчера называлось его другом Мидмондиром. И еще не меньше сорока других трупов. К вечеру он почувствовал недомогание и сообщил об этом командиру. Но новый сотник оказался ничуть не лучше прежних и решил, что парень просто отлынивает от работы, А потому гонял его до глубокой ночи, так что, возвращаясь в лагерь, юноша еле держался на ногах.
