Роберт Сойер - Обрести бессмертие
Питер знал, что это изменит мир почти так же кардинально, как осознание факта, что какая-то форма жизни после смерти действительно существует. Конечно, не все примут такую интерпретацию, но теперь Питер нашел способ достоверно устанавливать, является ли данный плод личностью — то есть будет ли его удаление просто отсасыванием нежелательного нароста или же самым настоящим убийством.
Последствия будут очень серьезны. Ведь если удастся убедить нынешнего Папу, что душеграмма действительно является физическим проявлением бессмертной сущности и что душа действительно появляется в плоде на десятой неделе беременности, то он, возможно, перестанет возражать против контроля рождаемости и ранних абортов. Питер вспомнил, как в 1993 году тогдашний Папа сам грозил проклятием женщинам, изнасилованным солдатами в Боснии и Герцеговине, если они не доносят до конца зачатых ими детей. А нынешний Папа по-прежнему отказывается разрешить контроль рождаемости в пораженных голодом районах мира, хотя дети там заведомо обречены на голодную смерть.
И конечно, женское движение, которое Питер поддерживал, тоже откликнется.
Питер всегда чувствовал себя неловко, когда ему случалось размышлять над проблемой абортов, особенно в промышленно развитых странах. Существовали вполне надежные и необременительные методы контроля рождаемости. Питер всегда умом понимал, что женщина имеет право сделать аборт по своему усмотрению, но находил это неэтичным. Ведь нежелательной беременности всегда можно избежать. И неужели требовать контроля рождаемости от обоих партнеров — значит требовать слишком многого? Зачем профанировать чудо размножения?
Хватило десяти минут поиска по компьютерной сети, чтобы отыскать нужную статистику: в Северной Америке одна беременность из пяти кончалась абортом. Вот и они с Кэти тогда зачали ребенка, вовсе не собираясь этого делать. Причем он был доктором наук, она бакалавром в области химии — уж им-то, несомненно, следовало быть умнее.
Правда, зачастую то, что кажется таким простым в теории, на практике оказывается гораздо сложнее.
Но теперь, похоже, появилось оправдание мерам контроля рождаемости, применяемым после зачатия. Душа, чем бы она там ни была, появляется лишь после шестидесяти и более дней беременности.
Питер не был футурологом, но нетрудно было догадаться, в каком направлении двинется общество: в ближайшее десятилетие законы, несомненно, изменятся таким образом, чтобы допускать прерывание беременности по требованию женщины только до момента появления в плоде душеграммы. В противном случае любой суд признает нерожденного ребенка человеческим существом.
Питеру нужны были ответы — объективные, надежные факты. И вот теперь он их получил.
Он глубоко вздохнул. Будучи рационалистом, он знал, что всегда существовало лишь три возможных ответа на моральные проблемы, связанные с абортами. Первый: ребенок является человеческим существом с момента зачатия. Это всегда казалось Питеру глупым: в момент зачатия ребенок является всего лишь одной-единственной клеткой.
Второй ответ: ребенок становится человеком в тот момент, когда он выходит из тела матери. Это казалось ему столь же глупым. Хотя, пока не будет перерезана пуповина, ребенок получает питание из тела матери, плод достаточно развит, чтобы, если понадобится, существовать отдельно еще за несколько недель до обычного срока окончания беременности. Ясно, что перерезание пуповины — такая же условность, как перерезание ленточки при открытии нового парка. Плод еще до того как появится на свет — это уже человеческое существо с независимыми сердцем, мозгом и мыслями.
Так что все, что Питер сделал, — лишь доказательство очевидного. Третья возможность: где-то между этими двумя крайностями, между зачатием и рождением, плод становится самостоятельным человеческим существом со своими правами.
То, что третий вариант оказался правильным ответом, можно было предположить заранее. Даже многие религиозные учения признавали, что душа появляется где-то в середине беременности. Святой Фома Аквинский разрешал аборты до шестой недели для плодов мужского пола и до третьего месяца для плодов женского пола, считая, что в эти сроки душа входит в тело. А мусульмане, как говорил Саркар, верят, что нафс входит в плод на сороковой день после зачатия.
Да, конечно, ни один из этих сроков не совпадал с найденной Питером цифрой девять или десять недель. Но твердое знание факта, что существует некий определенный момент, когда происходит появление души, должно — эта мысль снова промелькнула у него в мозгу — изменить мир. И конечно, не все сочтут, что это перемена к лучшему.
Питер подумал, каково ему будет смотреть на экране телевизора, как сжигают его чучело.
Прошло чуть больше девяти недель с того дня, как Кэти рассказала Питеру о своей измене. Их отношения все это время оставались весьма натянутыми, но тем не менее Питер понимал, что возникла острая необходимость серьезно поговорить — совсем о другом кризисе, о том, что случился в их прошлом.
Был понедельник, 10 октября, — канадский День благодарения. У обоих был выходной день. Питер вошел в гостиную. Кэти сидела в кресле на двоих, решая кроссворд из «Нью-Йорк тайме». Питер подошел и сел рядом.
— Кэти, — начал он, — мне нужно тебе кое-что сказать.
Огромные глаза Кэти на миг встретились с его глазами, и внезапно Питер понял, о чем она думает. Он принял решение, подумала она. Он оставляет ее. На лице ее попеременно отразились и страх, и печаль, и мужество. Она изо всех сил старалась сохранить самообладание.
— Это насчет нашего ребенка, — сказал Питер.
Теперь лицо Кэти выражало недоумение. Она явно ничего не понимала.
— Какого ребенка? — осторожно спросила она.
Питер с трудом проглотил комок в горле.
— Того ребенка, ну, от которого мы избавились двенадцать лет назад.
Глаза Кэти беспокойно забегали.
— На следующей неделе моя компания публично объявит о существовании душеграммы, — пояснил он. — При этом будет рассказано о результатах еще одного дополнительного исследования. Но… но мне бы хотелось, чтобы ты первая о них услышала.
Кэти молчала.
— Я теперь знаю, когда душеграмма появляется у ребенка.
Его поза, выражавшая замешательство, его нерешительность многое ей объяснили. Она знала каждый его жест, понимала язык мимики и движений.
