Алексей Свадковский - Кладоискатель
Магистр с криком вскочил в постели. Кошмар, увиденный им во сне, был столь явен, что он всё ещё чувствовал запах дыма и обуглившейся плоти. Что это: страшный сон, навеянный разговором с Джемрой, или видение, ниспосланное Гелионом? Всё в этом сне было настолько отчётливо и ясно, что магистр почувствовал боль и отчаяние, овладевшие последним из защитников…
Поиски мага решено было продолжить, но так, чтобы никогда его не найти. Непосвящённые не должны были ни о чём догадаться. Никто, кроме магистра и Джемры не должен был ни о чём знать.
Лето всё более вступало в свои права. Благоухали ранние цветы, а деревья принарядились зелёной листвой. Вокруг было слышно пение птиц, и если на миг прикрыть глаза, то можно было подумать, что я находился на какой-нибудь лесной полянке или в саду, а не на городском кладбище. Я шёл, пробираясь по хитросплетению тропинок, выискивая меж курганов и склепов небольшой деревянный дом, в котором жил кладбищенский сторож со своим псом. Память меня не подвела и в этот раз: за огромным мрачным склепом я увидел небольшой аккуратный домик, выкрашенный яркой зелёной краской. Его хозяин сидел на небольшой скамейке возле крыльца вместе со своим другом и перебирал сборы трав, раскладывая их на разные кучки.
Приглядевшись к травам, которые перебирал старик, я невольно удивился: вместо шиповника, подорожника и малины, которые можно было увидеть у пожилого человека, заботящегося о своём здоровье, здесь были «ведьмина погибель», «чёрная немощь», «вдовья слеза» — страшные, опасные растения, с помощью которых можно творить заклинания, несущие смерть и болезни, или использовать в приготовлении ядов, от которых не существует спасения. Старик, заметив меня, не спеша отложил ветку с созревшими ягодами мантика, или как его в простонародье называют, «слепоглаза»: маленькие красные ягоды, созревая, лопались, разбрызгивая во все стороны жгучий ядовитый сок. Попав на кожу человека, он вызывал ожоги, а если капли попадут в глаза, то человек мог остаться слепым до конца жизни. Мерзкое растение, к счастью, на юге не росло, да и в лесах севера тоже встречалось весьма редко. Откуда оно могло взяться здесь, также как и все остальные травы, и в особенности, зачем они могли понадобиться старику — всё это вызывало вопросы, но искать на них ответы я не хотел.
— Ну что, ваше магейшество, вас уже можно поздравить с обретением сокровищ Кровавого герцога?
Если б он ещё улыбнулся при этих словах, я бы точно знал, что он издевается надо мной! Осознание моей неудачи итак терзало меня, и терпеть шутки глупого старика было выше моих сил. Умом я понимал, что он не мог знать о препятствии, возникшем на пути к сокровищам; об этом никто не мог знать, даже герцог, спрятавший их двести лет назад. Но обида на всё происходящее терзала мне душу. Столько сил было приложено, чтобы отыскать эти сокровища: я чуть не утонул в море на пути в Гарам; потом меня едва не схватили Озарённые. Пересиливая себя, я убивал несчастных животных, уговаривал этого проклятого герцога! Столько сил, столько риска, и теперь, когда я был в шаге от достижения цели, все рушилось; всё, ради чего я так старался, теперь осуществится весьма нескоро.
Всего этого я не стал говорить старику: вряд ли ему было это интересно. Я лишь коротко мотнул головой и сказал:
— Нет.
— Что, герцог не сказал тебе, где сокровища спрятал? Так ты не расстраивайся. Северная кровь, что тут ещё скажешь. Если что вбил себе в голову, так и будет. Ни боги, ни время его не изменят. Когда все поиски, предпринятые королём, не увенчались успехом, послали гонцов далеко на север, к оракулу Мелираны, тому, кто обладает властью в мире духов, с просьбой вызвать душу герцога, чтобы узнать у него, где спрятана королевская казна. Я точно не знаю всего, как там было, но вроде бы они его призвали, да только не захотел он им ничего сказать. И что они только ни делали: и уговаривали, и угрожали, да всё без толку. Уж очень он на короля был зол за то, что его детишек убили. Так и не смогли ничего поделать с ним. Долго богиню умоляли найти на него управу. Король обещал ей новый храм построить, если он найдёт сокровища. Ничто не помогло. У богини и так храмы по всей стране. Одним больше, одним меньше. Её королевские печали не тронули. Так они ничего и не узнали. После этого король повелел прекратить поиски: если уж это не помогло, то дальнейшее и вовсе бесполезно.
Услышав об этом, я понял, откуда герцог знал, что могут люди, а что — нет. Понятно теперь, почему все мои уловки и попытки обмана не удались: с ним уже пытались проделать такое раньше, и он был к этому готов.
— Нет, нет. Мне-то как раз удалось узнать, где сокровища; в этом я преуспел, — слова о том, что я справился с тем, с чем не справился даже оракул Мелираны, меня немного утешали.
— Тогда отчего грустный такой? Радоваться надо. Богатым теперь будешь. Или ты мерзость какую-нибудь герцогу пообещал ради них, и теперь терзаешься, что обещание выполнять придётся?
— Я пообещал половину сокровищ потратить на благо людей. За это боги могут проявить к нему снисхождение и облегчить его участь, — рассказывать почти незнакомому мне человеку, пусть даже и спасшему меня, условия моего договора с герцогом не стоило; но я так давно ни с кем не говорил! Все эти поиски, постоянная необходимость скрываться, опасность нападения Озарённых — от всего этого я очень устал. Мне необходимо было с кем-то просто поговорить. А этот старик был единственным человеком на севере, перед кем мне не нужно было притворяться и надевать маску.
Старик, размышляя над моими словами, довольно кивнул.
— Умно. О таком ни король, ни его советники даже не подумали. Угрожали, обманывали, гневом богов грозили. А вот чтобы эти богатства людям во благо обратить, о том они, видимо, и не помышляли. Тогда что же? Или жалеешь, что не всё тебе достанется, и половину людям отдать придётся?
— Если бы! — устало махнув рукой, я присел на скамейку со стариком, и рассказал о том, отчего душу скрутили разочарование и обида…
…Недалеко от деревни Криворучье, на огромном зелёном лугу, заросшем клевером и одуванчиками, с давних пор (даже старики не помнили, когда, кем и для кого) были насыпаны три кургана. В центре, выше всех, широко раскинулся главный курган: его люди называли «Отцом». Справа, чуть поодаль и высотой поменьше, возвышался «Старший брат»; а слева, совсем невысокий, едва тридцать локтей высотой, высился «Сын». Почему их так называли, никто не помнил: людская память сохранила лишь названия курганов, которые и передавались в деревне от отца к сыну, от деда к внуку. На самом большом кургане в круг были сложены каменные плиты, а в центре высился жертвенник, на котором раз в год деревенский староста в день солнцестояния резал петуха и окроплял его кровью плиты, чтобы мёртвые и дальше спали спокойным сном, и в благодарность за жертвенную кровь, хранили деревню и окрестные земли от лихих людей и неприкаянных духов.
