Виталий Обедин - Дикий Талант
Лота зарычала.
За спиной Жана поднялся Красавчик. Лота не знала, чего ему это стоило. Кости так быстро не сращиваются – даже при его способности регенерировать. Лицо залито кровью. Он коротко замахнулся…
Ударил.
Жан завизжал так, что заложило уши. А потом умер.
Ребра болели - несмотря на кожаный нагрудник. Лота представила, что случилось бы, если бы Красавчик бил в полную силу.
«А если у него не будет шпаги?»
Яким посмотрел на Лоту.
– Миледи,- сказал Красавчик. Поднял правую руку. Она дымилась. Яким разжал пальцы – на ладони лежала сплющенная серебряная пуля. Плоть вокруг почернела и словно бы тлела изнутри. Из трещин сочился вязкий дым.- Вот так,- сказал вампир. И упал.
Глава 8 РОДСТВЕННИКИ
Море наступало с ленцой и небрежением, как идет в атаку иной дворянин – расстегнув на груди рубаху и зажав в зубах травинку. Волны набегали на берег и откатывались назад, слизывая песок – расслабленно, словно в истоме. Не очень ш-ш-ш и хотелось, говорили они. В другой ш-ш-ш раз. Море в свете зари казалось черным и густым, как сантагское вино.
У самой кромки прибоя, на возвышенности, торчало сухое дерево, похожее на рыболовный крючок.
«Или не дерево?»
Лота не знала. Она оторвала взгляд от окна, провела рукой по проему. На пальцах осталась кирпичная пыль. Не красная. Скорее – цвета старой охры. В остальном ладонь была совершенно чистой. Никакая грязь в проеме не задерживалась. Еще одна загадка Рассветного окна…
Не считая, конечно, вида на неизвестный берег неведомой страны.
Лота достала платок и вытерла пальцы. В левом плече серебристо дрожало, словно задели натянутую струну. Там, куда пришелся удар Жана.
«Не хочу об этом думать».
Прошло два дня. Рана еще слишком свежая. Конечно, на Малиганах заживает как на собаках, но все равно. Регенерация – это очень индивидуально. Как и ночное зрение. Некоторые из семьи умудрялись отращивать утраченные руки и ноги, кто-то восстановил выжженные палачом глаза. Джорджи, прозванный Малышом, в возрасте двенадцати лет потерял половину головы. Свалился в расщелину, бродя по заброшенному ярусу Логова. Когда его нашли, он был жив и здоров.
На удивление. Хотя лучше бы умер.
С тех самых пор – дурачок Малиган. В сочетании с Талантом – совершенно неуправляемое создание. Рядом с Джорджи любой металл превращался в живое существо. Канделябр мог укусить, меч выползти из ножен и скрыться под столом. Как вели себя пистолеты или монеты, лучше было не вспоминать.
Для семьи это был удар. Джорджи считался надеждой клана.
В отличие, скажем, от Ришье.
«Или от тебя самой?»
Лота вновь посмотрела в окно. Вишневые волны накатывались на берег; одиноко торчало дерево, похожее на крючок.
Случай с Жаном что-то изменил в ней. Так пробивается бурный поток через плотину и течет дальше – уже широко и свободно. Лота чувствовала, что в любой момент может превратиться – и сделает это мягко, на все четыре лапы. То, что раньше требовало невероятного напряжения душевных сил (разозлите меня кто-нибудь, пожалуйста!), стало вдруг не сложнее утреннего одевания. Достаточно просто захотеть.
«Ну, хоть на этом спасибо Красавчику».
Каждый из детей Древней крови обладает Талантом. Лота не исключение.
«А как же Ришье?»
Не знаю.
И никто не знает. Разве что… Маран Древоточец? Повитуха хаоса, как называют дядю в клане, упорно молчит по поводу Ришье Малигана…
Лота смотрела в окно. За спиной была темнота Логова, гулкое эхо портальной Стрелки, а за окном – рассвет.
Когда-то Ришье часами простаивал здесь.
Рассвет на морском берегу в неведомой стране. Рассвет, словно нарисованный на дощечке вишневого дерева и покрытый лаком… Не очень ш-ш-ш и хотелось, говорили волны. В другой ш-ш-ш раз. Сухое дерево у кромки прибоя…
«Никто ведь так и не решился шагнуть в этот портал?» – подумала Лота.
«По крайней мере, никто не вернулся оттуда, чтобы рассказать».
– Как же ты себя ненавидишь,- сказала Лота.
– Я? – Красавчик удивился. Свет фонаря падал ему на лицо.- О нет, миледи… Ошибаетесь. Я вполне научился себя терпеть.
Выглядел вампир неважно. Вместо обычной бледности – болезненная желтизна. Правая рука забинтована до локтя и подвешена на перевязи. На белых бинтах – темные пятна. Раны от серебра так просто не затягиваются.
Лота помолчала. Огляделась – вокруг тьма. Опять тьма. Жизнь в Логове кого угодно приучит к пещерному существованию.
«Только не меня, будь, хаос, милостив. Боже, как я устала».
Она перевела взгляд на Красавчика. Даже смотреть на него было больно.
– Зачем ты это сделал? Красавчик поднял брови.
– Что именно, миледи?
– Я говорю про Жана.
– Ах да, конечно,- сказал он с горькой издевкой,- убийство разрешенного вампира считается преступлением. Я совсем забыл.
Лота вскипела.
– Не делай вид, что не понимаешь!
– Я понимаю, миледи.
Они не виделись четыре дня. За это время Лота успела десять раз вспомнить и хорошее, и плохое. «Выкинь его из головы, девочка!» Но я должна разобраться… «Должна?»
– Тогда почему?
Красавчик пожал плечами. Камень-Сердце! Как можно быть одновременно таким притягательным и таким отталкивающим?
– Вам надо быть осторожнее,- сказал вампир медленно. Он сделал шаг и посмотрел Лоте в глаза – в упор, близко-близко. Зрачки его мерцали…
Это было странно. И завораживающе.
– Что… что ты имеешь в виду?
Внезапно взгляд Красавчика изменился. Стал холодным и пустым, как у голема.
– Что случи…
– У меня хороший слух, миледи,- перебил ее вампир. Лота растерялась. Словно открыла дверь в теплый летний день, а оттуда хлестнул ледяной ветер с дождем.- Сейчас я слышу, что ваше сердце бьется чаще, грудь вздымается и кровь шумит в висках. Возможно, я груб и бестактен… но миледи чувствует желание?
У Лоты от возмущения задрожало внутри. Даже в раненом плече отдалось. Так бы и треснула этому… глупому, насмешливому… идиотскому идиоту! «Миледи чувствует желание?» Да уж конечно. Миледи чувствует бешенство!
– Ты – проклятый гнилушка!
На мгновение Красавчик замер. Потом поклонился:
– Такая прямота делает вам честь. Высказывание вполне в духе лорда Элжерона.
«Ах ты!»
– Вернее, лорда Марана,- сказали за спиной Лоты.- Половинчик, ты совсем вскружил голову моей племяннице! Лота, милая, не правда ли, Половинчик на редкость обаятелен? Даже я заслушался.
Голос был знакомый.
– Маран?
