Александр Бушков - Чернокнижники
— Теоретически рассуждая, должен, — кивнул Стахеев. — Вам не доводилось знакомиться с их трудами? Нет? А я кое-что прочитал, в том числе и парочку творений господина Липунова… которые он, правда, то ли по присущей ему скромности, то ли по иным причинам подписал не своим имечком, а единственной латинской литерой… Они давным-давно создали стройную теорию. Одного цареубийства мало — своей задачей они видят свержение существующего строя, как нам с вами прекрасно известно, это все же произошло… Вернемся к Липунову. Согласно собственным теоретическим воззрениям, он прекрасно должен понимать, что любой террористический акт против государыни Елизаветы — вещь абсолютно бессмысленная. Но зачем-то же он туда шляется… Чистого развлечения ради? Ох, плохо верится… А узнать что-то в былом, увы…
Он печально покривил губы. Савельев прекрасно понимал, в чем тут загвоздка: невозможно проследить в былом никого из этой компании, не зная, где они там находятся. Днями и неделями бродить по тогдашней Москве — все равно что искать иголку в стоге сена.
— Вы должны знать… — продолжал Стахеев. — Еще до того, как пригласили вас, я имел долгий разговор с его высокопревосходительством. Особый комитет отпустил нам всем двое суток времени, ни минутой больше. Если через двое суток ситуация не изменится, особому департаменту приказано вязать всю троицу, а заодно прихватить и Турловского. Если бы у нас резвился один Аболин, никакой спешки не последовало бы: все его забавы, ученые единодушны, ни в малейшей степени не изменят Время. Но Липунов и его пассия… То, что в былое то и дело шастают не простые авантюристы, а именно эти люди, у многих вызывает нешуточную тревогу. Что, если они предпримут в былом нечто, способное изменить Время? А мы даже не будем в этом случае знать, что именно они натворили и где — мы просто-напросто окажемся в другом настоящем, нимало о том не подозревая… Есть в тех временах наш офицер, хорошо, если ему удастся вернуться и поднять тревогу, как случилось в прошлый раз… А если не удастся? Если вообще не будет ни батальона, ни даже, очень возможно…
— Но ведь все ниточки оборвутся, — сказал Савельев. — Что, если Аболин не сам по себе, а пользуется чьими-то трудами? Что, если в восемнадцатом столетии остался какой-нибудь хитрый механизм? В тех материалах, что собрал Хомяков, поминаются и некие драгоценные табакерки, и загадочные «кувшины с чертом», и что-то еще, непонятное, но все признаки именно что механизма… Уж восемнадцатый-то век на хитрые механизмы был богат… Окажись Аболин упрямым, от него ничего не добьешься, пытать же нельзя…
— Ну, это еще как посмотреть… — грустно усмехнулся Стахеев. — Один из офицеров департамента излагал мне интересную идею: поскольку со всех точек зрения Аболин принадлежит восемнадцатому веку, тому времени, когда пытка была юридически узаконена, мы имеем полное право и сейчас взять его в кнуты, он же не нынешний подданный Российской империи, на него нынешние законы, собственно говоря, не распространяются…
— Это говорилось в виде шутки?
— Да, конечно. Но с чисто юридической точки зрения эта шутка может оказаться… — Стахеев замолчал, досадливо покрутил головой. — Черт знает какие глупости плетутся вокруг этого дела, это все от бессилия… Короче говоря, если ситуация не изменится, их всех возьмут через двое суток. Это приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются… Да, вот что еще любопытное. Помните обмолвку Аболина, что он был офицером у Миниха во время крымских походов, а потом ушел в долгосрочный отпуск? Этот Рокотов — дельный малый, он за эту обмолвку ухватился и написал рапорт… Архивисты постарались на совесть, благо тогдашние бумаги сохранились. Разумеется, никто не может по ним вычислить личность Аболина, но один интересный фактец все же извлекли… Долгосрочные отпуска получало немало офицеров — и все они вернулись в свои полки, за одним-единственным исключением. Был такой капитан Тягунов Василий Фаддеевич, Липецкого гренадерского полка, участвовал, кстати, в крымском походе, награжден. В семьсот сорок четвертом году испросил долгосрочный отпуск «для поправления хозяйства» — как многие. Так вот, в полк он не вернулся. Он попросту исчез, словно растворился бесследно, никогда более не появлялся ни в своей деревне, ни где-либо еще. Как полагается, был объявлен в розыск за дезертирство, но разыскан никогда не был… Я, конечно, не рискну утверждать, что это и есть Аболин, но факт интересный, согласитесь.
— Безусловно, — сказал Савельев. — Особенно если учесть…
— Ваше высокоблагородие!
Пред ними стоял плотный усатый мужчина унтер-офицерского облика, одетый в белый, безукоризненно чистый медицинский халат. Это и был унтер-офицер, конечно. Специфика маскарада, так сказать. Учитывая вывеску, здешним сотрудникам и служащим полагалось изображать из себя не гатчинских саперов, а людей более мирной профессии, служителей древнегреческого бога врачевания Асклепия-Эскулапа…
— Ваше высокопревосходительство просят в наблюдательную комнату номер семь! — вытянувшись отнюдь не по-медицински, доложил унтер.
— Пойдемте, — кивнул Стахеев поручику и быстро направился в здание.
Поручик заторопился следом. «Карет» в московском отделении не имелось, в этом не видели смысла, а вот наблюдательные устройства были. Седьмая комната как раз и занималась круглосуточным наблюдением за господином по фамилии Липунов…
Инженер — без белого халата, в обычном цивильном платье — отрапортовал с явной радостью человека, после долгого безделья получившего какой-то результат:
— Господин подполковник, они отправились в былое, все трое. Как и в прошлый раз, прямо из гостиной…
— Покажите, — сказал Стахеев. — Поручик этого зрелища еще не видел…
Едва они уселись, вспыхнул экран. У аболинских ворот стояла обыкновенная извозчичья коляска, и Липунов как раз, элегантным жестом вытянув руку, помогал сойти своей очаровательной спутнице. Калитка распахнута, Аболин уже стоит перед ней со столь радостным видом, будто имеет место быть самое счастливое событие в его жизни. С несомненным куртуазным навыком поцеловал ручку даме, извозчик отъехал, и все трое прошли в дом, свернули в небольшую запущенную гостиную, без единого слова встали посередине, вплотную друг к другу. Инженер моментально повернул изображение так, чтобы можно было видеть их лица, торопливо пояснил:
— Обратите внимание на аболинские манипуляции, это интересно…
