Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)
— Не разгибайся! — вновь шикнул зрячий и Пенеола, перебирая полусогнутыми ногами, последовала за ним.
Ее завели в шатер, где она вновь упала на колени.
— Yastri teia evigi faonia lein! — сказал кто-то, стоя рядом с ней и тут же вышел.
Шорох кожаной обуви по настилу шатра стих и Пенеола приподняла голову, чтобы осмотреться. Югуанин стоял напротив нее, потирая свой взмокший лоб пальцами. Было видно, что он обеспокоен происходящим и, кажется, не столь уверен в себе как прежде.
— Сейчас нам принесут воду и еду. Спрячься там — зрячий указал пальцем в дальний темный угол шатра — и не высовывайся.
Пенеола поднялась с колен и, закутавшись в плащ, присела на пол там, где он показал.
— Что означает «Yastri teia»? И вообще, что это за язык?
— Люди, которые приютили нас — коренные жители этих мест. Они называют Сатрион — I-ho. Это — их мир, в котором мы оказались незваными гостями. Себя коренные называют народом ami — то есть народом Амира.
— Так, как переводится «Yastri teia»? — переспросила Пенеола.
— Нечто вроде «наказанная за грехи».
— Как проникновенно… — прохрипела Пенеола и прикоснулась пальцами к своему лицу.
Возле шатра послышались голоса. Шуршание за порогом спустя несколько мгновений стихло и югуанин выглянул наружу, чтобы забрать то, что им принесли.
Пенеола вцепилась в протянутую ей кружку обеими руками и начала глотать воду.
— Не спеши. Сразу много пить нельзя.
— Знаю, — ответила Пенеола и протянула пустую кружку югуанину, кивая в сторону графина с водой.
Зрячий налил ей еще и, посмотрев на дно своей собственной кружки, поставил ее на поднос.
— А ты? — не поняла Пенеола. — Разве ты уже напился?
— Да, — кивнул зрячий и взял с подноса миску с похлебкой.
Безусловно, того, что он выпил, было не достаточно. Пенеола смотрела, как зрячий маленькими глотками пьет бульон из похлебки, отодвигая мясо и овощи в сторону и, взглянув на остатки воды в своей кружке, замерла. Иссушенный рот требовал добавки. Пальцы сильнее сжали кружку, и Пенеола приподнялась с колен, чтобы заглянуть в глиняный графин и проверить, сколько же там осталось воды.
— Если попросим еще — они принесут? — спросила она у зрячего, который внимательно наблюдал за ее действиями.
— Нет. До вечера воды мы не получим.
— А когда вечер?
— Сейчас утро.
— Утро?
— На Сатрионе ночью так же светло, как и днем. Лишь по расположению Амира на небосклоне и снижению температуры воздуха можно определить время суток.
Пенеола еще раз заглянула в свою кружку и, выдохнув, протянула ее югуанину.
— Возьми, допей.
Зрячий улыбнулся, глядя на ее пальцы, с силой сжимающие протянутый ему «дар».
— Да я скорее подавлюсь, чем смогу выпить это! — захохотал он. — Ты же с этой воды глаз не сводишь!
— Я отвернусь, — ответила Пенеола и поставила кружку перед ним.
— В условиях пустыни я могу протянуть без воды четверо суток. Ты же не протянешь и двух. Так что пей, Айри. Тебе нужнее.
— Не называй меня так, — прошептала Пенеола.
— Почему? Это ведь твое настоящее имя.
— Пенеола. В крайнем случае, Айрин. Но не Айри, зрячий.
— Коробит, значит.
— Так ты будешь пить или нет? — раздраженным тоном спросила Пенеола.
— Я уже сказал тебе, что «нет». Допивай воду и приступай к похлебке! — шикнул югуанин и поднялся на ноги, перемещаясь вместе со своей миской в дальний угол шатра.
— Ну и иди, — тоном обиженного ребенка ответила Пенеола и, залпом осушив кружку до дна, «взялась» за похлебку.
Пустые миски зрячий вернул на поднос и вынес его на улицу. Графин с водой и кружки он припрятал под каким-то покрывалом подальше от входа в шатер. Пенеола сомневалась, что покрывало это — чистое, но спрашивать у зрячего, почему он так поступил, не собиралась. Если он знает язык этих людей и их обычаи, какая-то логика в его действиях присутствует.
— Нельзя оставлять еду и питье у порога, — объяснил югуанин. — Любой может протянуть руку и оставить нас ни с чем.
— Здесь все так плохо?
— Ami полагают, что если у тебя можно что-то украсть, значит, ты этим не очень-то и дорожишь.
— Ничего себе «порядки». Как же они живут, если воровство здесь «в законе»?
— Только три места в поселении Ami являются святыней. Первое — помещение шатра, начало которого мы сейчас обозначим.
Зрячий подошел к куче каких-то сваленных вещей в углу и достал из нее небольшой плетеный коврик. Уложив его на пол в трех шагах от полога, он повернулся к Пенеоле лицом и сложил руки на груди.
— Второе место — омовенная, куда мы с тобой пойдем через несколько минут, — продолжил зрячий. — И третье — «земля общины». Эта территория огорожена забором и расположена на окраине поселения. Там есть колодец, несколько запасников воды и нечто вроде склада с провизией. За воровство в этих трех «святых» местах народ ami казнит преступника. Так же есть пять правил, непреложных для всех этих людей. Первое: все общественное принадлежит всем одновременно. Второе: все общественное используется только с разрешения пяти старейшин, управляющих общиной. Третье: к личному имуществу относится только то «общественное», что тебе позволил взять совет старейшин. Четвертое: с уважением относись к «сокровищам личности», то есть к родителям, братьям и сестрам, жене или мужу, детям, атрибутам веры. Пятое: осквернение всего «общественного» или «сокровища личности» карается изгнанием из общины, то есть смертью.
Пенеола цокнула языком и скривила свое лицо настолько, насколько в ее ситуации это вообще было возможно.
— То есть, если я своими руками что-то сделаю, это «что-то» будет «общественным»?
— Да.
— И для того, чтобы мне забрать это «что-то», я должна спросить разрешения старейшин?
— Именно.
— А можно еще один вопрос?
— Конечно.
— А сколько личной собственности у семей совета старейшин?
Югуанин улыбнулся ее вопросу и насмешливо закивал головой.
— Много… — ответил он и вновь направился к куче сваленных вещей. — Когда пойдем в омовенную, спрячься в плаще и пригни голову.
— Неужели мое лицо «оскверняет» «сокровища личности» других членов общины?
— Да, — коротко ответил зрячий и протянул Пенеоле нечто, напоминавшее платье в свои лучшие былые времена.
— А полотенце и мыло? — поинтересовалась Пенеола.
— Сейчас…
Зрячий копошился в куче вещей не меньше нескольких минут, перебирая одну тряпку за другой, пока не выругался на югуанском и не выбрал первое, попавшееся под руку.
