Наталья Болдырева - Ключ
Я не сдержал досады, поморщился.
— Да нет же! Со стороны колдуньи?
— Кто может разобраться в её тёмных замыслах? Мы давно охотимся за ней, вы — случайная жертва, мы не могли не прийти на помощь.
Он был прав во всём, но почему я так не хотел ему верить?
— К чему была эта сказка? Еретик, дьяволопоклонник, убийца?
— Помилуйте, Никита, — у него на всё был готов ответ, это читалось в его маслянисто блестящих глазах, — как ещё мы могли вырвать вас из лап Вадимира? Капитан возомнил себе бог весть что… Но мы-то знаем, кто вы и откуда. Долг ордена присматривать за путешественниками между мирами.
— Вы можете отправить меня домой?! — На минуту я поверил ему.
— Конечно! — Ему не стоило так торжествующе улыбаться, увидев надежду и веру в моём взгляде. — Однако… вы, видимо, не осознаёте всю глубину угрожающей вам опасности. Чары колдуньи очень мощны. Со дня на день сюда прибудет наш адепт. Святыми молитвами братьев и рукоположением он снимет с вас заклятье. Затем я лично прослежу, чтобы вы вернулись домой.
Поднявшись, монах направился к выходу. Дверь отворилась, и появился чёрный с кувшином в руках.
— А вот и ваше молоко, — обернулся монах на прощанье.
Ключ щёлкнул в замке, как только закрылась дверь.
Глава 7
С трудом оторвавшись от кувшина, Рол удовлетворённо вздохнул. Я тупо пялился в запертую дверь.
— Не беспокойся, — Рол проследил мой взгляд. — Я домовой. Я отопру.
В два прыжка он переместился со спинки дивана на пол и принялся расхаживать взад-вперёд, размахивая правой рукой. Кувшин он держал, прихлёбывая из него, — в левой.
— Я, кстати, за всеми своими изысканиями так и не узнал, кто ты такой и как тут, собственно, очутился.
Рол остановился, глядя выжидающе. В чёрной бороде спряталась пара жемчужных капель. Я сглотнул, потянулся к винограду, окончательно решив не трогать вино, набрал полную горсть.
— Слушай, а почему монах тебя не видел? И как ты узнал, что он идёт? — Я сорвал губами пару виноградин, по-деловому, уже не играя напоказ, придвинул поближе круги розового, тонко нарезанного мяса, отломил хлеба.
— По долгу службы я обязан знать: что, кто и где в доме находится. А если я не хочу, чтобы кто-то меня увидел, я просто отвожу ему глаза. — Рол притопнул ногой. — Я задал вопрос!
— Ага, — я думал так же лихорадочно, как и жевал, — а почему ты не мог найти чернильницу?
Надо отдать ему должное, Рол чуточку смутился:
— Я чувствую не точное место, лишь приблизительное расположение. Я видел, что чернильница в этой комнате, но не знал, где именно. — Он вдруг постучал по носу вытянутым указательным пальцем. — Зачем ты им нужен, Никита? Что такого ты знаешь? Чего ты боишься?
— Я ничего не боюсь!
Я отложил ощипанную виноградную кисть. Вынул из-под блюда сложенное вчетверо полотенце, принялся тщательно вытирать руки. По лицу Рола пробежала брезгливая гримаска. Я не обратил внимания. Ещё раз хорошенько подумал — да, я не боюсь. Но мне надоела ситуация, в которой каждый вертит мной, как хочет. Я не привык оказываться в центре всеобщего нездорового внимания.
Рол раскачивался на каблуках, меряя меня насмешливым взглядом:
— Полная дезориентация в ситуации утраты причинно-следственных связей. Неудивительно, что вашу историю, по твоим словам, переписывали несколько раз. Поди разберись… А ты говоришь… — Он усмехнулся, прищурился и, подмигнув, вдруг сгинул.
— Вернись! — Я сжал голову в ладонях: кажется, утихшая было боль в затылке грозила вернуться с новой силой. — Рол! Рол, где ты?
Тщетно. Мне никто не ответил.
Я встал. Сделал пару осторожных шагов. Рол не подвернулся под ноги и не выдал своего присутствия шорохом. Я вообще засомневался вдруг, что домовой всё ещё находится в библиотеке. И я отправился в путешествие вдоль бесконечно высоких, уходящих под тёмный резной потолок, стеллажей.
К верхним полкам вели пятиметровые лестницы, они легко скользили по желобам в полу, стоило чуть тронуть ладонью. Стены библиотеки постепенно сдвигались, и вскоре я вышел к её сердцу. Там лепестками цветка раскрывались ещё три такие же комнаты, точно так же забранные стеллажами вдоль стен и уставленные столами, столиками, креслами и — в глубине, у самого окна — одним большим кожаным диваном. Двери были в двух комнатах из четырёх. Из одних окон был виден лишь кусок крепостной стены и неподвижно замерший страж. Зато два других показывали кино поинтереснее. Я увидел маленький кусочек внутреннего двора у дальней стены Цитадели и огромную, сплошную — без следов кирпича или каменной кладки, без единого окна — иссиня-чёрную башню в центре. Почти припав к подоконнику, так что щека коснулась тёплого дерева, я сумел разглядеть вершину этой центральной башни и вроде бы ленту моста, уходящего куда-то в сторону. Прильнув к последнему окну, я полюбовался уже хорошо знакомым лесом за широкой межой вырубленных деревьев. Не было видно ни тракта, ни даже тропинки.
Комната с видом на лес показалась мне более ухоженной, чем остальные, и я решил, что напал на следы Рола. В самом деле, взобравшись почти под потолок, на одной из полок у самого окна я обнаружил аккуратно заправленную постель, письменный прибор у изголовья и три сундучка — в ногах. Рядом с прибором лежала толстая книга со множеством матерчатых язычков-закладок и стопка накрест перевязанной синей лентой бумаги. Окинув всё беглым взглядом, я поспешил спуститься.
Блуждая по комнатам, обнаружил, что одна, наиболее захламлённая, отведена под хозяйственную часть, и хранящиеся там документы заинтересуют разве что комендантов городов Белый Дол, Храт, Сторица, другая — та, в которой обосновался Рол, — содержала тома исторических хроник, километры дипломатической корреспонденции. Имена адресатов говорили мне меньше, чем титулы. Разбирая пожелтевшие листы, я сообразил, по крайней мере, что в этом мире существуют как минимум два языка, в которых без труда можно было узнать современные мне русский и английский — различия в написании были почти не заметны, — и лишь два крупных королевства, соединённых кровными узами и перевязанных ленточкой тракта Двух Корон. На протяжении по меньшей мере пятисот лет отношения их были сложными, но ни разу дело не доходило до крупных стычек. Чувствуя силу друг друга, соперники предпочитали обмениваться полными желчи дипломатическими нотами да редкими приграничными склоками. Судя по подписям, в Белгре у власти стояла религия, и король являлся одновременно первосвященником. Будто подслушивая давно начавшийся разговор двух совершенно незнакомых мне людей, я скоро запутался в именах и датах и понял, что ничего нового из туманных полунамёков меж строк уже не почерпну.
