Оксана Панкеева - Люди и призраки
– О, это на него похоже, – хихикнула Эльвира. – Ты бы слышала, как он веселился, когда ему заранее сделали гроб…
– Когда это?
– А помнишь, когда его ранили… Ну, тогда, в первый день весны? Кто-то что-то недопонял, кому-то не так доложили, где-то бюрократическая машина не сработала, в общем, сделали его величеству гроб. А когда оказалось, что излишне поторопились, нашего распорядителя церемоний чуть Кондратий не хватил. Бедняга так суетился, пытаясь скрыть этот досадный конфуз с гробом, но, оказалось, напрасно. Жак моментально королю все рассказал, а король ужасно развеселился и даже похвалил беднягу за расторопность. А гроб велел где-то спрятать.
Тут разговор пришлось прервать, поскольку явились слуги с завтраком, а вместе с ними в дверь протиснулась перепуганная хинская невольница.
– Доброе утро, госпожа Эльвира, – старательно выговорила она. – Доброе утро, госпожа ваше величество. Можно спросить вопрос?
Эльвира со вздохом поправила:
– Не спросить вопрос, а задать вопрос. Или просто спросить. И не «госпожа ваше величество», а просто «ваше величество». Или госпожа и дальше по имени.
– Извините, можно просто спросить?
– Что ты хотела?
– Госпожа Анна сказать, есть такой обычай хоронить всех невольников когда господин умереть. Это есть так? Когда господин умереть, Сюань хоронить вместе?
– Сиськи оторвать госпоже Анне за такие шуточки! – рассердилась Эльвира. – Неправда, Сюань, не слушай ее. Нет у нас такого обычая, и вообще не может быть, потому что у нас не принято иметь невольников. Не бойся и не переживай. К тому же, его величество жив и вовсе не собирается умирать.
– Кто эта госпожа Анна с таким чудным чувством юмора? – поинтересовалась Кира.
– Герцогиня Дварри, – пояснила Эльвира.
– Эта дура в перьях? – возмутилась госпожа ее величество. – И ты ее слушаешь? Сюань, иди сейчас к этой шутнице и скажи, что она удалена от двора, потому как королева не желает ее видеть. Чтобы до завтра ее здесь не было.
– Слушаюсь, госпожа, – поклонилась Сюань и быстренько протиснулась в дверь.
– Кира, ты серьезно? – ахнула Эльвира.
– Серьезно. Я вот еще до Камиллы доберусь.
– Не трогай ты Камиллу. При дворе кроме короля мужиков хватает, и они все будут безутешны. Да и… как ты думаешь, он не обидится, если ты будешь выгонять всех без его согласия?
– Если он будет против, скажу, что пошутила, – проворчала Кира. – Пусть эта горе-варварка на своей шкуре почувствует, что такое хорошая шутка. Но вообще-то, хоть одну бы надо выгнать, чтобы другие осознали.
– Госпожа Анна! – донесся из коридора жизнерадостный голосок Сюань. – Госпожа ее величество сказать, вы дура в перьях, и она оторвать вам сиськи и отставить от двора, потому как не желает вас видеть!
Затем что-то глухо бумкнуло и в коридоре засуетились. Королева и ее первая дама переглянулись и дружно расхохотались, представив себе, как герцогиня Дварри рухнула в обморок посреди коридора.
За этим занятием и застал их принц Орландо, вернувшись, как и обещал, прямо к завтраку.
– А что у вас веселенького? – поинтересовался он.
Дамы объяснили причину веселья, отчего он тоже рассмеялся и сказал:
– Вы ей передайте, что в обмороки падать вредно. Одна уже упала не в то время и не в том месте…
– Так уж и не в том, – возразила Эльвира. – Очень даже в том. Ты бы знал, как ей завидуют! Если им на это намекнуть, они начнут на каждом углу падать!
– Дверь запри, – посоветовал мистралиец, усаживаясь за стол. – А то она еще сюда припрется. Я собирался только к Шеллару зайти, а не рисоваться перед всем двором. А ваши дамы пусть не переживают, если уж папа сюда повадился, то не успокоится, пока всех не переберет. Сегодня, к примеру, он был у Камиллы.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Эльвира и заперла все-таки дверь.
– Я его только что видел. Он зашел посмотреть, как у меня дела, и рассказать, чем все кончилось. Он же не знал, что я был здесь и все знаю. – Принц полюбовался на манный пудинг, поданный на завтрак, щедро полил вареньем и с восторгом запустил в него ложку. – Кстати, Элмар – это кто? Такой огромный верзила с трех Шелларов в обхвате, к которому на балу все дамы липли? Надо будет с ним тоже познакомиться. Интересно, что же это за роковой красавец такой разбил сердце моему бедному папочке…
– Это ты о чем? – не поняла королева.
– О папе, разумеется. Он мне только что жаловался на свою несчастную любовь. С этими эльфами общаться, рехнуться можно. Мой бедный папа втрескался по уши в вашего первого паладина, разумеется, без всякого намека на взаимность, и теперь сидит и страдает.
– Он у тебя что, ненормальный? – ужаснулась Эльвира.
– Ну, это с какой стороны посмотреть… У эльфов это считается нормальным. Да не смотри на меня так! – засмеялся Орландо, затем подумал и посыпал свой завтрак сверху сахаром. – Я этим не страдаю, я воспитывался среди людей. Да еще и в Мистралии.
– Ты всегда так много сладкого ешь? – улыбнулась Кира, вспомнив, в какой ужас пришел ее супруг при упоминании о давней ходячей сплетне насчет его романа с шутом, и спеша перевести разговор на другую тему.
– Не всегда, – ответил мистралиец. – Только, когда есть возможность.
– Так вот почему у Эльвиры вечно конфеты на столе! – засмеялась королева. – А я-то думала, она их сама ест!
– Ну, сама тоже… Но в основном их ем я. Я вообще сладкое люблю. С детства. Знаешь, как я был потрясен в свое время, когда узнал, что Шеллар сладкого не любит! Это было по моим понятиям ненормально и чем-то сродни тяжелой болезни.
– И тебе было его жалко? – засмеялась Эльвира.
– И жалко тоже. Но в основном… хотите, я открою вам великую тайну? Этого никто не знает. За что я так полюбил Шеллара. Однажды, когда они были у нас в гостях, я что-то напроказил, и меня лишили сладкого на два дня. Представляете, какая это была трагедия для меня, да еще в возрасте восьми лет! Сидим мы за столом, вся королевская детвора, нас трое и их пятеро, всем подают десерт, а мне нет. Обидно до слез – все трескают торт, причем по огромному куску, а я сижу и смотрю! Я не выдержал и разревелся. Ринальдо и Коррадо стали дразниться, Тина давай меня уговаривать «не плачь, ничего страшного», а Шеллар с величайшим недоумением поинтересовался, а что такого случилось и отчего я так расстроился. Тут всем стало смешно, меня оставили в покое и переключились на него. Стали ему объяснять, отчего я реву, подробно и доходчиво, потому как все знали, что если он чего-то спросил, надо непременно это исчерпывающе объяснить, иначе либо будет доставать, либо пойдет у старших спросит. Ринальдо один раз попался таким образом, выругался при нем нехорошим словом, а что это значит, не объяснил, так он пошел у наставника спросил. Со всеми последствиями. Поэтому Шеллару подробно объяснили причину моего неподобающего рева, отчего он ужасно удивился и для верности переспросил, действительно ли я это ТАК люблю. А когда я подтвердил, что да, действительно, Шеллар отдал мне свой кусок торта. Я был в шоке. Я не представлял, как можно расстаться с таким огромным куском сладкого и отдать его кому-то другому. Это для меня было не менее, как подвиг. Хоть он и говорил, что он не любит, я в такое не мог поверить, у меня в голове не укладывалось, как можно не любить сладости. Вот с тех пор я и проникся к нему столь глубоким чувством.
